Александр Золотько - Зубы Дракона

– Эти двое соврали! – выкрикнул Шатов.

– Это видели не только они, к сожалению. Из окон школы, к сожалению, все слишком хорошо было видно. Дети разбегались от вас, а вы… Вы вели себя как буйнопомешанный. Вы переломили руку этому мальчику. Вот так, – Дмитрий Петрович сделал руками жест, словно двумя руками ломал ветку перед собой. – Просто переломили. И когда ребята попытались вас остановить, вы бросились и на них. Вы кричали… Обвиняли их в том, что они защищают Дракона. И они вынуждены были драться.

– Потом вы разом успокоились и попытались убежать. Но вас настиг приступ. Вам ввели лекарство и отнесли сюда.

– Ерунда, – сказал Шатов.

– Это правда.

– Это ложь, – выкрикнул Шатов. – Я не мог ударить ребенка. Даже когда они били меня…

– Они вас не били. Они в ужасе разбегались от вас, а вы…

– Чушь. Вы это придумали, чтобы…

– Для чего? – печально спросил Дмитрий Петрович.

– Для того чтобы отомстить…

– За Дракона?

– Да, – выдохнул Шатов. – Отомстить за Дракона. Вы знали меня давно. Вы следили за моей схваткой, а потом на меня напали на дороге и…

Дмитрий Петрович грустно улыбнулся:

– Никто на вас не нападал.

– На дороге, мы ехали на двух машинах, а на нас…

– Вы начали буянить в гостинице, и вас привезли сюда. Вам, кстати, очень повезло, что это заведение находилось не очень далеко. Вас попытались привести в чувство, но вы упрямо продолжали путать реальность и свое безумие.

– Я ничего не путал… – выкрикнул Шатов и замолчал.

– Как зовут девушку, которая вас сегодня кормила завтраком?

– Светлана.

– Светлана, – кивнул Дмитрий Петрович. – Но вы вчера почему-то решили, что накануне ее звали Ириной.

– Вы ее называли Ириной.

– А еще я сказал вам, что вы попали к нам навсегда.

– Да, сказали.

– Я этого вам не говорил. Поверьте, Женя.

– Вы говорили. И ее называли Ириной. А она называла село Главным.

– Петровское. Село называется Петровское. А женщина была мертвой.

– Она была живой!

– Спросите у Светланы.

– Она с вами заодно! – голос Шатова сорвался.

По щеке потекла бессильная слеза.

– Я не могу вас убедить, Женя, – Дмитрий Петрович осторожно похлопал Шатова по плечу. – Но то, что помните вы – это только плод вашего воображения. Вы помните только то, что хотите помнить, и забываете то, что хотели забыть. Или придумываете объяснение.

– Я ничего не придумал. Я ничего не придумал. Я ничего не придумал, – Шатов дернулся, пытаясь высвободиться. – Вы врете!

– К сожалению, это правда. Я не лгу, – Дмитрий Петрович открыл дверь, обернулся к Шатову, – я понимаю, что вам больно, но это правда.

Дверь закрылась.

– Нет! – закричал Шатов. – Нет!

Это не может быть правдой. Не может быть правдой. Он все помнит отлично. Он помнит все, что происходило с ним до приступа. Он не мог ударить ребенка. И женщина была живой. Живой, что бы ни пытался сказать Дмитрий Петрович, как бы он не пытался убедить Шатова в его безумии. Не правда.

Нужно только успокоиться, прийти в себя и все станет на свои места. Только успокоиться. Все обдумать трезво и спокойно.

Чертов писатель утверждает, что Шатова привезли сюда из гостиничного номера. Прямо из гостиничного номера. А Шатов помнит, как они ехали на машинах и помнит, как вдруг началась стрельба. Шатов помнит. Он помнит, как бежал через лес, и как в него выстрелил неизвестный…

И еще Шатов помнит, что его убили. Что его, Евгения Шатова, застрелили там в лесу. И ожил он уже здесь, на тропинке. Очень реалистическое воспоминание, господин Шатов. Очень реалистическое воспоминание. Вас убили, а потом оживили.

Что было еще? Еще он пошел в село. Он пошел в село, а люди не стали с ним разговаривать. Люди пугались его и всячески старались уклониться от разговора. А как себя должны были вести люди, когда к ним подходил пациент психбольницы? Или как там называется это заведение? Это село, здесь слухи распространяются быстро. Слышали, в дурку еще одного привезли. Говорят, буйный.

У него пропал паспорт. Точно – у него исчез из сумки паспорт, а удостоверение оказалось чистым, без единой записи. Так? И сразу после этого… Практически сразу же после этого, у него начался приступ. Или он начался раньше, а Шатов просто не понял этого.

Ему все примерещилось?

Он действительно безумен?

Нет. Нет и еще раз нет. Нет. Он нормален. Он совершенно нормален.

– Я совершенно нормален, – прошептал Шатов и поразился, насколько слабо и неуверенно прозвучали его слова. – Я нормален. Я не сошел с ума.