Александр Золотько - Почерк дракона

– Их нельзя было отличить от остальных…

– Нельзя, – Арсений Ильич подошел ближе.

– Их смог отличить только один человек.

– Да, только я, – до Арсения Ильича можно было дотронуться рукой.

– Самый умный? – спросил Шатов.

– Нет, – покачал головой Арсений Ильич.

Шатов нащупал ногой ступеньку.

– Не только поэтому. Поэтому, но не только.

– А как? Как можно отличить одни убийства от других? Как?.. – последний вопрос Шатов прошептал.

– Ты уже и сам догадался, – сказал Арсений Ильич. – Сам догадался. Наконец-то.

– Догадался, – прошептал Шатов. – Только одним способом.

– Да?

Ступенька скрипнула под ногой Шатова:

– Восемь убийств отличались от остальных только тем, кто их совершил…

– Правильно. И кто мог знать об этом? – спросил Арсений Ильич.

– Только один человек…

– Только один человек, – согласился Арсений Ильич.

– Тот, кто убил двадцать девять человек…

– Тот, кто убил двадцать девять человек, – кивнул Арсений Ильич, не отводя взгляда.

– Ты.

– Я, – сказал Арсений Ильич и ударил.

Шатов не потерял сознания. Тело просто перестало ему подчиняться и упало. Почти упало. Его подхватил Арсений Ильич и втащил в дом. Подтащил к дивану и посадил. Взял лежащие на полу наручники, надел их на руки Шатову.

– Скоро это пройдет, – сказал Арсений Ильич.

Тело Шатова самопроизвольно дернулось.

– Это ничего, это тоже пройдет. Это не надолго. Вот смерть – это надолго. Это навсегда.

Шатов застонал и пробормотал что-то неразборчиво.

– Не нужно спешить, Шатов. Теперь вы все успеете. Успеете все, что нужно, – Арсений Ильич подошел к камину и подбросил в него дрова, – все, что нужно. А нужно обычно сущий пустяк. Вот, чтобы не погас огонь, нужно всего лишь бросить в него кусок мертвого дерева. Это как жертвоприношение – чтобы получить от богов тепло и защиту, нужно убить кого-нибудь и принести его в жертву. Можно – дерево. Можно – животное. Можно – человека…

Шатов снова застонал. Тело снова начинало ему подчиняться и сигнализировало об этом болью.

– Уже легче? – спросил Арсений Ильич. – Тогда я вынужден принять некоторые меры.

– Как…кие?

– Когда у человека связаны руки, он иногда может попытаться пустить в ход ноги, – Арсений Ильич снял со стены ружье и подошел к Шатову. – Не нужно так бледнеть. Это еще не смерть. Это только немного боли…

Приклад с силой опустился на ступню Шатова. Крик боли.

– Не нужно так кричать, это не перелом, это только ушиб. Вы даже сможете ходить. Бежать не сможете… – Арсений Ильич прислонил ружье к стене и сел на стул.

– Как я… – вырвалось у Шатова.

– Ошиблись? Опростоволосились? Сваляли дурака?

– Зачем?

– Что – зачем? Зачем вы здесь? Или зачем двадцать девять трупов? Зачем бумажный дракон? Что – зачем?

– Зачем все?..

– Зачем… Вы еще спросите, кто виноват, – Арсений Ильич закинул ногу за ногу. – Кто виноват?

– Ты сумасшедший…

– Почему? Почему вы так легко вешаете ярлыки? Сумасшедший, безумец, маньяк… С чего вы взяли? Кто вам дал право? Вы, стая грязных вонючих животных, откуда вы можете знать о великом искусстве охоты? И о великом праве охотника? Что вы вообще можете знать?

– Охотника?

– Охотника! Охотника. Я ведь не убийца, нет, – Арсений Ильич поднял указательный палец и медленно покачал им, – я не могу считаться убийцей, потому что не убивал, а охотился.

– Какая разница? Ты убивал…

– Нет. Не убивал. Вы… Вы животные…

– Ты уже говорил это.

– Говорил. Я говорил это еще при первом твоем визите сюда. И ты не догадался? Не тогда, не сразу. Но как только ты узнал, что не восемь убийств, а гораздо больше. Почему тебе не пришло в голову это?

– Я не знаю, – устало ответил Шатов.

– Не знаешь… Вы не знаете. Вам не дано понять, что вас ведут на бойню, что на вас ставят эксперименты… Вы не против умереть десятками тысяч по чьему-то приказу. Нужно только назвать это войной, нужно придать этому некий ореол, и стадо с довольным блеяньем попрется на убой. Нет? – Арсений Ильич засмеялся. – Пойдете, а потом своих детенышей будете воспитывать на примере убитых баранов. Он отдал свою жизнь…

– Чушь, – сказал Шатов.

– Нет, не чушь, не чушь! Когда нет повода для войны, вы убиваете друг друга ради куска хлеба, самки, денег, места под солнцем… Просто из любопытства. От желания принести боль. А мне это не нужно. Нет. Вы привыкли побеждать толпой. Массой, вонючей, жаждущей хлеба и зрелищ. И за подачку, за полную кормушку вы готовы позволить себя доить всю жизнь, а потом и разрешаете себя убить.