Александр Золотько - Почерк дракона

– Первый раз слышу, – Арсений Ильич захлопнул дверцу и, обойдя машину, сел за руль. – Это и не важно.

– Но ведь я мог…

– Мог. И убить тебя могли.

– Могли. Что же тогда стоили твои планы?

– Они стоили ровно столько, во сколько я их оценивал, не меньше. Браконьеры, – Арсений Ильич повторил это слово с видимым удовольствием, – браконьеры должны были идти за тобой до конца. Они должны были выяснить, почему, каким образом ты выделил из общего ряда их убийства. Когда ты сказал, что тебя пытались убить… Не мифические убийцы от Васильева, которых придумал я, а кто-то другой, я понял, что поплавок дернулся. Тебя повели и, что самое важное, стали подгонять. Они для этого убили твоего Пащенко?

– Для этого.

– Вот видишь.

– А если бы я не поехал после нападения? Испугался, послал бы тебя на фиг, и спрятался…

– К своей даме? Ее на месте не оказалось, правда? Я вначале ее отправил в надежное место, а потом посетил квартиру и немного поработал с мебелью. Ты, похоже, оценил.

Шатов сидел с закрытыми глазами. Машина медленно пробиралась сквозь туман, покачиваясь и вздрагивая.

– Ты ведь помчался ко мне, чтобы спасти Виту? Так? Вот видишь, как ты легко предсказуем. Как легко предсказуем… Страх, жажда жизни, самка… А у меня в доме нужно было собрать всех для того, чтобы получилось хорошее кино. Назидательное. Чтобы другим потенциальным браконьерам неповадно было гадить в моих охотничьих угодьях.

– Кино? – попытался удивиться Шатов.

– Кино. Видеокассету я перешлю местному руководству, пусть потешатся, – машина накренилась, и Арсений Ильич замолчал.

У дракона получилось все. Как и планировалось. Обидно. Обидно ведь, честное слово. И Вита…

Арсений Ильич вел машину осторожно, почти на ощупь. Туман. Шатов посмотрел на свои руки. Не получится.

Захотелось закричать от бессилия. Он умрет из-за глупости. Из-за чего умрет она? Из-за того, что он пришел к ней в аптеку? Из-за этого?

– Почему ты не можешь ее отпустить? – тихо спросил Шатов.

– Что? – не поворачивая головы, спросил Арсений Ильич.

– Зачем ее убивать? Виту. Чем она может тебе угрожать?

Арсений Ильич бросил быстрый взгляд на Шатова:

– Она видела меня. Знает о моем существовании.

– О твоем существовании знает не только она. Ты же сам собираешься передать видеокассету. Там я называю твое имя… – Шатов замолчал.

– Вот именно, – подтвердил Арсений Ильич, – мое имя. Ты называешь Витой Лилию. Почему бы тебе не называть Арсением Ильичом кого-нибудь с другим именем? И еще одно, самое важное.

Машина попала колесом в яму и рыскнула в сторону. Арсений Ильич резко повернул руль.

– Не хочется умирать? – спросил Шатов.

– И еще одно, – Арсений Ильич словно не слышал вопроса, – начальникам кто-то понадобится на роль маньяка.

– Что?

– Что слышал. Я решил перейти к третьей стадии игры. Больше не будет бумажных драконов. Это действительно попахивает мелодрамой. Это может просочиться в прессу, и десятки таких как ты станут рассуждать на тему, кто этот маньяк…

– Неприятно?

– Глупо. И я решил представить тебя в качестве своей замены.

– Тебе не поверят.

– Кто? Начальство? Оно и не должно верить. Оно будет точно знать, но ему ведь нужно сообщить на самый верх, что дело закрыто. Пусть о нем и не говорили. Даже в секретных историях должно быть более-менее удовлетворительное завершение. Вот они в своих совершенно секретных досье напишут, что тем самым драконом был журналист Шатов, – Арсений Ильич остановил машину и вышел наружу.

«Ты тоже моя тень», – сказал дракон. И вот только что подтвердил это. Шатов огляделся. Молочно-белый туман заполонил все вокруг. Машина утонула в этом молоке, застыла в белесом хаосе. И Арсений Ильич тоже исчез. Растворился. И больше не вернется.

Была такая книга, о тумане, в котором таились чудовища. Люди ждали, когда туман рассеется, но не могли дождаться. Они пытались бороться, но щупальца из тумана настигали их.

Исчезнуть в тумане.

Шатов осторожно нащупал замок на дверце. Надавил. Тихо. Только тихо. Не скрипи. Дверца подалась почти бесшумно. Хорошо смазанная дверца.

Теперь – выбраться наружу.

Туман пахнул сыростью. Не бодрящим запахом утреннего леса, а затхлостью застоявшейся воды. Где-то рядом болото. То самое круглое болото, в котором лежит пистолет. И в котором должен лежать Шатов.

И ни звука. Сколько Шатов ни вслушивался, сколько ни напрягал слух – ничего. Уже в метре не было видно ничего, кроме белой пелены.