Александр Золотько - Почерк дракона

– Иду, – ответил Шатов.

Все было хорошо. Все было невероятно хорошо. Почти нереально. Он выжил. Дождь кончился. С Витой тоже все нормально. Игра его воспаленного воображения? В такой ситуации могло примерещиться все, что угодно. И могло прийти в голову все, что угодно.

И что-то же пришло… Что-то еще, очень важное. Очень, очень важное.

Повеяло холодом. Как в бреду. Как в бреду…

Шатов оглянулся на лес. Между стволами что-то белеет… Туман… Туман.

Туман начинает выползать из глубины леса, чтобы окутать Шатова, чтобы позволить подобраться к нему дракону. Незаметно подкрасться…

Черная, маслянисто отсвечивающая туша, излучающая ужас и ледяной холод. Он уже сталкивался с этим кошмаров. Он не хочет сталкиваться с ним наяву.

Шатов попятился в дом.

«Ты – тоже моя тень…» – бесшумно выкрикнул лес голосом ночного кошмара.

Нет, покачал головой Шатов. Нет. Но что-то было еще в том сне… Что-то очень важное, почти такое же важное, как и то, что он не может вспомнить сейчас.

Что-то жизненно важное…

Куда-то ушла радость. Испарилась, смешалась с ледяным туманом кошмара и выпала мелкими блестящими кристаллами. Радость – тоже ложь, понял Шатов. И туман тоже ложь.

Он окутан ложью. И то, что ему сквозь этот туман мерещится – ложь. И то, что ему говорит Арсений Ильич…

Шатов прикусил губу. Не так. Не так…

Он вспомнит. Он поймет… Он уже…

– Да где вы там? – позвал из дома Арсений Ильич.

Шатов вошел в дом, поднялся на второй этаж, взялся за ноги старшего лейтенанта Рыкова и потащил тело к выходу – все это он делал механически, не замечая ничего, не обращая внимания на слабость в руках, на тяжесть мертвого тела, на боль.

Он думал. Он вспоминал. Пытался вспомнить, что такое сказал ему Ямпольский. Что?

Они положили тело Рыкова в траву. Туман сгустился. Туман сгустился, подумал Шатов. А во сне он рассеивался, выпадал льдинками в бездну, и Шатову тогда показалось, что он знает дракона, может его узнать. Может…

Вместе с Арсением Ильичем они вытащили из дома и положили в ряд все пять тел.

– Я подгоню машину, – сказал Арсений Ильич. Он, кажется, заметил настроение Шатова и не трогал его. Не беспокоил.

Шатов сел на ступени крыльца.

Тридцать семь трупов. Тридцать семь убийств, совершенных за последние полгода. Тридцать семь смертей… Почему он думает о них? Почему…

Из тумана донеслось низкое рычание. Дракон? Шатов затаил дыхание, потом устало улыбнулся. Это Арсений Ильич завел мотор своей «волги».

Это только Арсений Ильич…

Машина медленно выкатилась из тумана, и Шатову на мгновение показалась, что колеса сейчас наедут на трупы. Он даже услышал уже треск лопающихся костей. Но «волга» затормозила вовремя.

Арсений Ильич вышел из машины, открыл багажник:

– Попытаемся сложить все это сюда, в багажник.

– А потом? – Шатов встал с крыльца, отряхнул брюки и подошел к машине.

– Потом мы отвезем их к моему любимому болоту и аккуратно туда опустим. И концы, как говорится, в воду.

– В болото, – механически поправил Шатов.

– В болото, – легко согласился Арсений Ильич, – помогите укладывать.

– Я сейчас, – кивнул Шатов, – я вот только…

– Что? – резко спросил Арсений Ильич.

– Только… – Шатов почувствовал, как ледяной холод наваливается на него, охватывает все тело стылой испариной.

Тридцать семь убийств… Вы только мои тени… Ты тоже моя тень… Тридцать семь… двадцать девять и восемь… Что, я не мог бумажку вырезать?… А он умный мужик, твой Арсений Ильич… Чем отличались наши убийства от тех?..

– Я сейчас, – пробормотал Шатов.

– Что-то случилось? – голос Арсений Ильича прозвучал напряженно. Или это показалось Шатову? Туман всему придает нереальные очертания. И голоса делает гулкими и загадочными. Словно это не человеческие голоса, а голоса мифического существа… Дракона?

Шатов попятился.

– Идите сюда, – сказал Арсений Ильич.

– Да-да, я сейчас, – ответил Шатов, – сейчас.

Шаг к дому, еще шаг.

– Шатов!

– Что? – еще шаг к дому, осталось совсем немного.

– Стоять, Шатов! – громко сказал Арсений Ильич.

Нет, взорвалось у Шатова в голове. Нет. Нужно вернуться в дом. К свету и теплу. Вернуться.

– Идите сюда, – почти спокойно сказал Арсений Ильич.

Тридцать семь минус восемь. Двадцать девять.

– Двадцать девять, – пробормотал Шатов.

– Двадцать девять, – словно эхо отозвался Арсений Ильич и шагнул к Шатову.

– Ямпольский убил восемь человек.

– Восемь.