Сергей Гайдуков - Великолепная пятерка

Он рассовал пистолеты по карманам и нетвердой походкой двинулся в обход горящего джипа в сторону своей машины. Взглянув в сторону Бурмистрова, взрывной волной отброшенного от джипа, Дровосек мысленно высказал ему с укоризной: «Эх ты, дурак... Меня подставил и сам подставился. Мне-то не привыкать, а вот тебе это все как нож острый в сердце. Одного раза достаточно».

Бумаги с чертежами разметались по поляне, Дровосек наступал на них, перешагивал, шел по ним, будто по выложенной кем-то специально для него дорожке. Куда она вела? Скорее всего, никуда...

Туда же, в никуда, ушла и первая пуля, которую пустил по Дровосеку обожженный, оглушенный, но еще не успокоившийся стрелок. Он стоял на коленях, страшно тараща воспаленные глаза и тыча в Дровосека стволом пистолета. По его лицу была размазана кровь, текшая из носа и из ушей, так что Дровосеку стало даже немного не по себе, когда он повернулся на звук и увидел такое вот обгорелое чудо.

— Ух ты, — пробормотал Дровосек, ища какой-нибудь из своих пистолетов и понимая, что он делает это слишком медленно, но не чувствуя в себе сил ускориться. Получалось, что он просто стоял и ждал второго выстрела, а тот чумазый погорелец искал в себе силы еще раз нажать на курок.

— Сейчас, — пообещал стрелку Дровосек, хватаясь непослушными пальцами за рукоять «Макарова». Пистолет был почему-то липким, будто бы его измазали в крови. Чуть позже Дровосек сообразил, что так оно на самом деле и есть — и это его собственная кровь.

Дровосек напрягся и вытащил пистолет. В это время погорелец выстрелил во второй раз. Дровосек попытался понять, попали в него или нет, но ничего не понял и на всякий случай улыбнулся. Стрелок все еще держался в своей стойке, хотя и сильно пошатывался.

— Сейчас, — снова сказал Дровосек и вытянул руку с пистолетом, пытаясь совместить обрубок человеческой фигуры с мушкой. Когда ему это почти удалось, погорелец выстрелил в третий раз. Дровосек устало поморщился и сказал стрелку:

— Да заколебал ты, честное слово...

И сам нажал на спуск. Стрелок упал лицом в землю, то ли от пули Дровосека, то ли от собственной усталости.

— Давно бы так, — пробормотал Дровосек и внезапно ощутил, что земля становится все ближе и ближе, буквально встает на дыбы и летит кверху... Еще он почувствовал вкус крови на губах, еще он почувствовал стальной штырь, засевший у него в теле где-то в районе диафрагмы...

«Мне ведь еще нужно на „Профсоюзную“ сгонять», — подумал он, как будто собирался просто лечь и поспать.

Марина подняла глаза, скользнула по Борису равнодушным взглядом и снова погрузилась в какие-то свои мысли. Борис замедлил шаг и остановился в паре метров от столика, не решаясь преодолеть это финальное расстояние. Он забыл о том, что на него сейчас смотрят из окна четвертого этажа, о том, что рассевшиеся по крышам снайперы напряженно ждут сигнала, разглядывая сидящих за столиком людей в свои оптические прицелы... Он хотел сейчас знать лишь одно — что эти гады сделали с его женой?!

— Борис Игоревич? — Человек по прозвищу Челюсть широко улыбнулся, как будто он был близким родственником Бориса или старым приятелем. На самом деле он был просто одной из тех сволочей. — Борис Игоревич, присаживайтесь... Мы же здесь как раз для того, чтобы посидеть и поговорить о наших делах. Давайте, не стесняйтесь. Вот и Владимир Ашотович поддержит разговор...

Дарчиев не улыбался, он просто пожал плечами, как бы говоря: «Ну да, я здесь, я поддержу разговор — а что мне остается делать?»

Марина же едва заметно вздрогнула, будто вышла из состояния оцепенения, снова подняла глаза на Бориса и прошептала:

— Привет...

Голос был тоже не ее. Борису захотелось схватить Челюсть за грудки, выволочь из-за стола и, пиная мерзавца в пах коленом, орать ему в лицо: «Что ты с ней сделал?! Что ты сделал с моей женой?!»

Но потом он подумал, что все это можно будет сделать иначе. В конце концов, есть специальные люди — во главе с мадам Морозовой, — которые наверняка смогут отпинать Челюсть куда профессиональнее, а стало быть, больнее. В конце концов, все эти вопросы можно будет задать в другой обстановке, без свидетелей, в закрытом помещении без окон, какие наверняка имеются в распоряжении корпорации «Интерспектр».

Борис сделал эти недостающие два шага, дернул на себя стул, сел и, глядя в глаза Марины — и опять-таки не узнавая их, — сказал, обращаясь только к жене и не видя никого больше: