Михаил Нестеров - Диверсанты из инкубатора

И размашистая подпись.

– Передай Матвееву, что я не в обиде на него, – чуть слышно прошептал Михей, скомкав бумагу. – И поторопил Родионова: – Ну, давай иди.

Через минуту Матвеев набрал номер Иво Фалкони:

– Паспорта агентов на пограничном посту?

– Разумеется. – Голос Иво вибрировал от волнения. – И наш венецианский партнер трусит по этому поводу. У него в кармане паспорта на людей, которых ищут за убийство. А ты говорил, что на уме у них горные велосипеды, горные маршруты, родниковая вода. Он не сможет пропустить их, ты это понимаешь? Забрать документы? Ведь все закончилось, не так ли?

– Наоборот, – внес ясность Матвеев, не кривя душой. – Все только начинается. Паспорта не трогать. Нужно завершать операцию. Мне никто не отдавал приказа закрывать эвакуационный коридор. Наоборот, действует приказ: эвакуировать разведгруппу ранее установленным коридором. Может, кто-то ошибочно посчитал разведчиков мертвыми, но я вижу их живыми. Действуем по плану.

– А твои агенты придержатся плана?

– У нас о безвыходном положении говорят: «Либо я ее веду в загс, либо она меня ведет к прокурору». У них нет другого выхода, другого плана. – В голосе Матвеева прозвучала злая ирония: – Они даже запаздывают, потому что приказ на эвакуацию получили не сегодня и не вчера. Отбой.

Матвеев убрал трубку и, нервничая, прикинул, сработает ли хромая логика Левицкого: «Их пропуск домой, хотя бы в Хорватию, – это завершение операции. А она включает в себя исправление ошибок. Только в Венеции они выйдут с вами на связь».

Прохоров исполнял роль наблюдателя. Он засек контакт Родионова с девушкой и, недолго всматриваясь в ее черты, передал «наверх»:

– Он здесь. Трамп, Ты слышал?

– Не глухой. Он наш. Через несколько минут он поднимется на борт.

Он лично передал информацию на зафрахтованное судно. Сигнал принял телохранитель генерала Бурцева. В машинном отделении заработал двигатель. Тихоходное судно было готово следовать за другим. Осталось дождаться гостя.

Лодка могла управляться как из рубки, так и из кабины с вечно поднятым стеклом. Шкипер занял место именно там. Генерал Бурцев хозяином восседал на арендованном пароме. Место на мостике было оригинальным. Можно было устроиться за штурвалом, а можно расположиться позади на двухместном плетеном диванчике.

В шортах, в короткой панаме и солнцезащитных очках, Бурцев дожидался окончания последней фазы операции, завершения проекта. Он обнимал смазливую брюнетку, которая льнула к его мускулистому телу и что-то щебетала с южным акцентом. Поначалу генералу доставляли удовольствие ее прикосновения, но когда она стала накручивать на палец, как на бигуди, волосы на его груди, Бурцев шлепнул ее по рукам. Затем по упругой попке, провожая ее с парома и обещая встретиться вечером.

Раздетый до пояса, спортивного телосложения, загорелый, красивый, он выглядел на тридцать пять, то есть на два года младше своего возраста.

Последнее противостояние, грызня крыс в одной клетке, выживет только одна, самая сильная. Пусть выживут две, но и они обречены. Итальянские спецы не будут их брать живыми по той причине, что они заразны, являются носителями смертельной информации.

Завершающая фаза. Бурцев не мог пройти мимо очередного и, может быть, даже самого красивого поединка без правил.

Михей неторопливой походкой подошел к лодке, ступил на сходню, дождался Кунявского у леера, его жеста: «Поднимайся», его располагающей улыбки: «Привет». Опершись о перила, с Михеем говорил совсем другой человек: улыбчивый, красивый, спортивный, с добрыми глазами и приветливым выражением губ. Но каким бы он ни был, Михей не мог простить ему смерть Скоблика. Не мог простить, казалось, невозможного: почему он не убил всех членов команды.

– Тебе идет парик, Михей.

На глазах изумленного шкипера Наймушин снял его и, подержав в руках, бросил в воду. Отцепил клипсы и обогатил ими дно венецианского канала.

– Тебе идет блеск в глазах, Михей.

Наймушин не мог объяснить причины, которая заставила его глаза заблестеть. Обида? Обман? А может, окончательное прощание с Андреа, как с красивым отрезком жизни? Или это дает о себе знать бессонная ночь накануне диверсионного акта, работа, бесконечные отрывы… Его веки опухли, в глазах свежесть, как при сильном встречном ветре. Неодолимо тянет быстро сморгнуть, но быстро не получается: припухшие веки залипают…

Михей быстро собрался:

– Где Дикарка?