Михаил Нестеров: Диверсанты из инкубатора

В ноябре 1997 года в Министерстве обороны принято решение взять шефство над беспризорными детьми и подростками. Приказом министра обороны создана рабочая группа, руководство которой возложено на Главное управление воспитательной работы. К программе подключены представители других структур силовых ведомств. Руководство ГРУ предоставляет базу на сокращаемой военной школе, чтобы создать новое учебное заведение по типу суворовских училищ.

Уволенные по сокращению офицеры-преподаватели, инструкторы военной разведки становятся в новом учебном заведении наставниками подростков. Разведывательное ведомство проводит занятия по военно-прикладным видам спорта. В то же время проходит отбор лучших подростков с перспективой дальнейшего обучения по программе спецназа. В августе 1998 года укомплектованная группа подростков в возрасте 15–16 лет выводится из единой системы военного образования Вооруженных сил как отдельная школа, получившая название «Инкубатор». Там начинает функционировать диверсионная школа, проект, получивший название «Организованный резерв».

Дежурный по отделению милиции в очередной раз бросил взгляд на факс, полученный нынешним утром из Главка по воспитательной работе Минобороны:

«Совместно с Администрацией президента Российской Федерации, правительством России Министерство обороны проводит акцию для детей-сирот под девизом „Вам жить в ХХI веке“. Цель акции – улучшение воспитательной работы с несовершеннолетними гражданами страны».

Дальше шли руководящие указания сотрудникам милиции: докладывать по указанным ниже телефонам о задержанных подростках. Этот факс тут же получил в отделении внутренних дел название «Распродажа».

Ознакомившись с содержанием факса, разосланного минобороновским главком по многочисленным отделениям, отделам и управлениям Министерства внутренних дел, начальник отделения в звании майора наставительно произнес:

– Такие начинания надо только приветствовать. В стране насчитывается около миллиона беспризорников. Сегодня в камере нашего отделения побывает не меньше двадцати голодранцев.

Лейтенант позвонил по телефону, указанному в конце документа. Выслушав абонента, покивал и записал на листе бумаги: «Старший лейтенант Вадим Левицкий». Озвучил, дабы не молчать, и оставил инициативу в разговоре за собой.

– Значит, приедет старлей Левицкий. Ладно, будем ждать.

Закончив разговор, он вышел из-за стола дежурного по отделению размять ноги. Несколько раз отжался от решетчатой двери камеры, крепко схватившись за прутья и делая вид, что отжимается от пола. Задержанные подростки переглянулись. Один из них покрутил у виска пальцем и рассмеялся.

Лейтенант вытер руки носовым платком, поздновато вспомнив о том, что задержанные всех мастей имели привычку харкать через прутья решетки в коридор. В основном слюни бомжей, грабителей, проституток, нелегалов, бритоголовых и прочего отребья попадали на прутки, и тогда решетка походила на злобный оскал слюнявого бульдога из японских комиксов.

– Михей, – лейтенант нацелил палец в парня лет пятнадцати, – сколько раз тебя забирали в отделение?

– Сколько отпускали. Раз сорок.

– Надеешься вернуться на свой родной Ярославский вокзал?

– А куда я денусь? Мне нравится здешний режим.

Лейтенант рассмеялся. Без фальши. Что сразу бросилось в глаза Михаилу Наймушину.

– Забыл киксануть?

– Я серьезно, Михей. – Лейтенант разговаривал с ним, как со взрослым. Может, по той причине, что Наймушин в своей среде был «лучшим среди равных». Он не нюхал клей, не засыпал с купюрой в ноздре. Возможно, потому, что на улице оказался всего четыре месяца назад, когда его спившиеся родители продали квартиру на Краснопрудной улице, петлей объединившей три столичных вокзала: Ярославский, Ленинградский и Казанский.