Фридрих Незнанский - Тень Сохатого

Она взяла удостоверение Александра Борисовича, прочитала, сощурившись, как это обычно делают близорукие люди. И этот жест, это движение придавало ее лицу еще больше привлекательности. Так часто бывает с красивыми женщинами: любая гримаса — морщат ли они нос, поджимают ли брезгливо губы, щурятся ли — не уродует их лица (как это обычно бывает с некрасивыми женщинами), а, наоборот, заставляет взглянуть на их красоту по-новому, под другим углом зрения, что ли. Александр Борисович встречал таких женщин всего-то раз пять за свою долгую и насыщенную событиями жизнь.

— Значит, из прокуратуры, — произнесла Ляля глубоким и словно бы простуженным голосом. Затем подняла взгляд на Турецкого и, снова прищурившись, внимательно на него посмотрела. — Что ж, — сказала она со вздохом, — проходите.

Квартира олигарха выглядела совершенно заурядно. (Турецкий слышал, что у Боровских есть шикарный особняк на Николиной горе. По всей видимости, большую часть времени Боровские проводили именно там, а московская квартира была для них чем-то вроде временного жилища, походной палатки городского типа.)

— Скромно у вас здесь, — сказал Турецкий, усаживаясь в кресло и оглядывая гостиную.

Ляля пожала плечами:

— Вы так считаете? Может быть. Геня не любит роскоши. Он считает ее вульгарной.

— Роскошь роскоши рознь, — назидательно заметил Турецкий.

Ляля (она стояла, опершись плечом на стену и скрестив на груди тонкие руки) усмехнулась:

— Может быть. Между прочим, кресло, на котором вы сейчас сидите, принадлежало когда-то князю Голицыну.

— Вот как? — Турецкий едва не подскочил от неожиданности и лишь недюжинным усилием воли заставил себя остаться в кресле, которое вдруг показалось ему хрупким и невесомым.

— Вам уютно? — заботливо осведомилась Ляля.

— Да, — кивнул Турецкий, — вполне. Правда, теперь у меня такое ощущение, будто я сижу на китайской вазе.

Ляля засмеялась:

— О, не беспокойтесь, пожалуйста. Это кресло гораздо крепче нынешнего заводского новодела. Оно еще нас с вами переживет!

— Не знаю, как для кресла, а для нас с вами это звучит не слишком оптимистично, — проворчал Турецкий.

— Скажите… вас, кажется, Александр Борисович зовут?

— Да.

— Меня можете звать просто Ляля, меня все так зовут. — Она прошла к дивану и присела на краешек. Потом посмотрела на Турецкого своими огромными золотисто-карими глазами и продолжила: — Александр Борисович, вы ведь ведете дело Генриха?

— Да.

Ляля кивнула и повторила за Турецким:

— Да. И это хорошо. Потому что вы хороший человек, а это главное.

— С чего вы взяли, что я хороший?

Она улыбнулась:

— А я это вижу. У меня талант — я сразу вижу человека. Первое впечатление меня никогда не обманывает.

Турецкий нахмурился и сказал:

— Главное для следователя — профессионализм, а не душевные качества.

Но Ляля отрицательно покачала головой:

— Нет. В деле моего мужа это не главное. Я знаю… вы знаете… Господи, да все уже знают, что в нашей стране началась травля богатых людей. Какой-то дурак прозвал их олигархами, и это слово прицепилось. — Ляля задумчиво нахмурилась и нервно покусала губу. — Понимаете, Александр Борисович, — с усилием продолжила она, — для меня Геня не олигарх. Он — мой любимый мужчина. И пожалуй, самый лучший из всех людей, каких я когда-нибудь встречала. Но ведь это никого не интересует. Никого не интересует, сколько хорошего делает человек для своей страны. Для наших людей важно лишь то, что Геня богат. А значит, по определению, мерзавец и гад. — Ляля прищурилась. — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — ответил Турецкий.

Глаза Ляли засияли.

— Поэтому я и говорю, что для Генриха… для нас с Генрихом сейчас самое важное, чтобы следствие вел хороший человек. Чтобы он относился к Генриху без предубеждения, как к простому человеку. Чтобы не старался изо всех сил посадить Геню в тюрьму. И не думал постоянно о том, что Геня — олигарх. Понимаете?

— Вполне, — кивнул Турецкий.

Ляля облегченно улыбнулась:

— Я вижу, что понимаете. Я отвечу на все ваши вопросы честно, потому что знаю, что только этим могу помочь Генриху.

— Удивительно правильный подход, — одобрил Турецкий. — Тогда я, пожалуй, нач…

— Кофе хотите? — неожиданно спросила Ляля.

— Кофе? М-м… Да, пожалуй, нет. Спасибо.

— Спиртное вам не предлагаю, потому что вы на работе, — сказала Ляля. — Но себе, с вашего разрешения, немного налью. — Ее ресницы дрогнули. — Вы ведь не возражаете?