Геннадий Прашкевич - Пятый сон Веры Павловны

– Люди бедней, чем тебе кажется, – возразил Сергей.

– Может быть. Дело не в этом. Я знаю, что «Приму» курил Колян. В прошлом году он чуть не отравил меня дымом.

– Ты думаешь, окурок оставил Колян? – удивился Сергей. – Ты думаешь, что это он отметился таким странным образом?

Суворов молча кивнул.

– И ты хочешь его найти?

– С твоей помощью.

– Но зачем?

– Мы с ним не договорили.

Сергей давно не помнил такого жаркого дня.

Черная кошка выскочила под колёса. Опасно поменял ряд ошалевший от жары водила какого-то лилового «мерса». Выбежал на красный свет некто в черном, – вырядился, блин, как на похороны! А в нижнем гастрономе на Ленина Сергей столкнулся с белокурым громилой. Типичный прибалт: светлые волосы, светлые глаза, холодные, водянистые. Жарища, а он упакован в джинсу и прет, как танк, ничего не видит. Продавщица, все видевшая, выдохнула: «Вот хам! Ничего не купил, а толкается». Наконец, ко всему прочему забренчало что-то в движке. Сергей позвонил знакомому механику и повернул к вокзалу. И где-то на Кирова обратил внимание на упорно следующий за ним серый БМВ.

Неприметный окрас.

Ничего вызывающего.

Сильная машина скромного цвета.

Но за рулем (это неприятно удивило Сергея) сидел тот самый прибалт, с которым он полчаса назад столкнулся в нижнем гастрономе. Случайности, конечно, бывают, но серый БМВ не отставал.

Сергею стало интересно.

У выхода на привокзальную площадь он подрезал синего «москвича» и описав круг по площади, рискованно тормознул под аркой гостиницы. Приоткрыв дверцу, выглянул и сразу увидел серый БМВ. Светловолосый громила, явно обескураженный, озирал площадь своими водянистыми глазами.

Неужели, правда следил за мной?

Предостережение Карпицкого моментально всплыло в памяти Сергея.

Карпицкий ясно намекнул в прошлом году: поостерегись, дескать, Сергей, попал ты в какой-то серьезный список. Неизвестно, что это за список, но ты в нем. В конце концов, те же господа Тоом и Коблаков действительно могут припомнить прогулку по Эстонии…

Оставив машину механику («Сделаю, выставлю за ворота, в мастерской места совсем нет»), Сергей отправился в Лагерный сад. Только расслабился, затренькал сотовый. «Ну и жара у вас! – услышал он голос Валентина. – Никак не ожидал такого в Сибири». – «Откуда звонишь?» – «Из аэропорта». – «Почему не предупредил, я бы подъехал». – «За мной уже подъехали, – засмеялся Якушев. – Ребята из вашей Конторы. Я весь мокрый, но считай, уже включился в работу». – «Когда ко мне?» – «А ты уже один? Семья на Алтае?» – «Уже неделю как один». – «Тогда завтра переселюсь к тебе». – «Почему завтра?»

Валентин засмеялся и переспрашивать Сергей не стал.

Расслабившись, развалился на скамье.

Вот хреновина это или нет?

Неделю назад прямо у подъезда какие-то бандиты шлепнули своего же братка. Шлепают они друг друга постоянно, Бог в помощь, но тут разборка состоялась какая-то слишком наглая. С утра торчали во дворе милицейские машины, труп увезли, но к Сергею (первый этаж) оперативники заглядывали раз пять. Слышали выстрелы? Где находились ночью? Видели кого-нибудь? Ну, и так далее, весь набор обязательных вопросов. А на следующее утро прямо под окном кухни (там, где раньше валялся труп) появился жестяной похоронный венок веселого зеленого цвета. Понятно, не от милиции, а от других братков. От жары крыша и у братков едет. Жаришь яичницу, а перед глазами венок маячит. Пьешь кофе, а перед глазами все тот же венок. Тут никакая еда в рот не полезет, пожаловался Сергей милиции.

Венок, естественно, увезли.

Но на следующий день он появился снова.

В конце недели милиция плюнула. «У нас столько сотрудников нет, чтобы держать их на вывозке ваших венков, – недовольно сказал Сергею начальник местного отделения. – Потерпите дней сорок, бандиты сами прекратят комедию». – «А если не только не прекратят, а еще и памятник поставят убитому?» – «У них конкуренты, памятник долго не простоит», – хмыкнул милицейский майор. «Это почему?» – «Да рванут его к чертовой матери!»

Сергей сидел на скамье, лениво созерцая пыльную улицу.

Когда-то ему очень хотелось перебраться из Киселевска в Томск.

Смешно и грустно вспоминать киселевский Брод, покачал он головой, а ведь было время, когда он казался ему настоящим Бродвеем. От главного гастронома до горкома партии, и от горкома партии до главного гастронома, – с обеих сторон улицы Ленина поднимались огромные тополя. Летом белый пух покрывал обочины, забивал канавы. Пацаны умело швыряли в сухие сугробы зажженную спичку. Сугробы вспыхивали спиртовым, почти невидимым пламенем. Все самые интересные события всегда происходили на Броде, там же в местном ДК можно было побалдеть под музыку «Викингов». К их смелым аранжировкам изумленно прислушивались основатели марксизма, изваянные на Броде в полный рост. Внимательно прислушивался к неистовству «Викингов» и вождь мирового пролетариата, привычно сунув каменную руку за отворот каменного плаща. Держался, наверное, за каменный кошелек, не доверял местной шпане.