Андрей Таманцев - Пятеро против всех

— Адриано, ты представить себе не можешь, как я рад! — Адамо двинулся навстречу, попытался обнять его, но Бернарди от объятий уклонился.

— Почему не могу представить? Могу. Знаешь, как тебя назвали бы в России?

— Как? — улыбнулся прокурор, скосив взгляд на замерших в охотничьей стойке журналистов.

— Мудак! — произнес Бернарди по-русски и неожиданно ударил прокурора в челюсть. Удар был таким сильным, что Адамо упал.

Журналисты в изумлении повскакали со своих мест. Адриано ди Бернарди направился к выходу.

— Кстати, господа! — остановился он в дверях. — Синьор прокурор уверял меня, что Россия похожа на болото. Так вот, Россия похожа вовсе не на болото, она похожа на огонь. — Сказав это, Адриано хлопнул дверью.

Из палаты навстречу нам вышел Вадим Прилуков. Когда мы оставляли его в госпитале Бурденко, он ни говорить, ни ходить не мог, а теперь поздоровел, поправился, глаза блестят, мне даже показалось, что он слегка подрос.

— Извини, что долго не навещали. На сборах были. Мы же офицеры, хоть и уволенные… На вот тебе, держи. — Я протянул ему большой пакет с фруктами. — Бананов-то, поди, здесь не дают?

— Не дают, — заулыбался Вадим. — А ко мне мать с отцом приезжали. Так что назад теперь уже точно не пошлют. Сказали, в Москве дослуживать буду.

— Во, правильно. В президентском полку. Туда только из Бурденко и берут, — не удержался от шуточки Артист.

Боцман посмотрел на него неодобрительно и сказал парню:

— Этот хлыщ у нас в театрах играет, так что ты на него внимания не обращай… Ты тут как, девушку еще не завел?

— Завел. — Прилуков засмущался.

— Вот и молодец, — одобрил я, — на свадьбе погуляем. Пригласишь?

— Приглашу, — еще больше засмущался Вадим.

— Ну вот, а теперь я хочу представить тебе человека, благодаря которому ты оказался здесь.

Док пожал Вадиму руку:

— Иван Перегудов. Для друзей — Док.

— Док? — Вадим расплылся в улыбке. — Меня пацаны в роте тоже Доком звали. Я же фельдшером служил.

— Ну вот, значит, коллеги.

Мы уселись в кресла и начали травить армейские байки, но минут через двадцать появилась строгая пожилая медсестра и отправила нашего Прилукова на процедуры.

— Ну так что, идем в ресторан? — снова спросил Артист.

— Да, блин, дался тебе этот ресторан! — сказал я.

— Дорого и порции такие, что не наешься, — поддержал меня Боцман.

— На этот счет можете не беспокоиться — я вас приглашаю.

— Чего это вдруг? — подозрительно глянул на Артиста Боцман. — Зарплату в театре получил?

— Дождешься ее! — вздохнул Злотников. — Да нет, торжество у меня сегодня.

— Что за торжество? — поинтересовался Муха.

— Помолвка у нас, — наконец-то сознался Артист, покраснев до корней своих рыжих волос.

— Что ж ты раньше-то молчал? — закричал Муха.

— Ну ты, блин, даешь! — возмутился Боцман. — У него помолвка, а у людей ни подарков, ни цветов.

— Мы вообще-то со Светкой по-скромному все хотели, без шика.

— Я тебе дам по-скромному! — погрозил Семену кулаком Боцман. — В каком кабаке и во сколько?

— В «Хижине», через полчаса.

— А ну отойдем, мужики! — скомандовал я Перегудову, Боцману и Мухе.

— Э-э, а я-то как? — растерянно произнес Артист.

— А ты к своей журналистке иди! — посоветовал ему Боцман.

По поводу подарка совещались мы недолго. Решили, что хватит уже Артисту быть безлошадным — скинемся-ка мы ему пока на «шестерку», пускай свою журналистку в редакцию возит. Ну а уж если по-настоящему женится — тогда подарим что-нибудь посущественнее. Слупим же мы когда-нибудь с товарища Горобца по полной программе.

Сегодня я отправился в нашу церквушку, в Спас-Заулок — это стало вроде как обязанностью души: ставить за моих парней свечи, особенно вот как сейчас, когда закончились наши очередные «военные сборы»… Ставить и за живых, таких дорогих мне боевых друзей, и за товарищей, павших солдатской смертью, той, что возносит наши души на самое почетное у Бога место…

Кончились «сборы»… Теперь опять не знаю, сколько не увижусь ни с Доком, и с Боцманом, ни с Мухой, ни с Артистом.

Война объединяет нас, мирная жизнь разводит. И собираемся мы вместе только тогда, когда где-то опять начинает пахнуть жареным. Все не как у людей. И только двое моих пацанов всегда со мной, рядышком.

Я вошел в ограду нашего деревенского кладбища, сел на скамейку рядом с могилами моих друзей Тимофея Варпаховского, Тимохи, Каскадера, и Николая Ухова, Трубача.