Юлия Латынина - Не время для славы

– Джамал сделает все, что хотел его старший брат. Для Джамала осуществить этот проект – это как воспитать сына брата. И Джамал ничуть не менее разумен, чем Заур. Просто то, чего Заур добивался переговорами, Джамал добивается пулей. На Кавказе это короче и верней.

Сэр Мартин молчал долго. Долго-долго. Так долго, что Кирилл подумал, что он пересолил, и что ему не стоило всерьез намекать президенту одиннадцатой по величине в мире нефтяной компании, что ему отрежут уши, как какому-то местному клопу.

– А он станет президентом? – спросил сэр Мартин.

– Да.

– Хорошо. Можешь строить завод.

Когда они вернулись в Торби-калу, облака висели над городом, как половые тряпки. На взлетной полосе мокли бронированные «мерсы», и возле скользкого трапа ждал высокий белокурый человек в блестящей от дождя кожаной куртке. Кирилл вспомнил, как он прилетел сюда в первый раз; как сверкало солнце на оружии Хагена, как улыбался черноволосый огромный Ташов, и довольный, лукавый Заур принимал их в резиденции между морем и горой, увенчанной именем Аллаха.

– Салам, Алик, – сказал Хаген худому черноволосому подростку, спустившемуся по трапу вслед за Кириллом, – ты выглядишь лучше, чем когда я видел тебя в последний раз.

Помолчал и добавил, обращаясь к Кириллу:

– Тебя ждет этот… и.о.

Когда Кирилл вошел в кабинет президента, там оказался не только Сапарчи. За широким столом для совещаний, похожим на вытянувшийся из пасти розовый язык, сидели Дауд и Наби, двое каких-то глав администраций и глава Дорожного Фонда. Глава Дорожного Фонда был человек скользкий и жуткий, на нем висело по крайней мере три трупа, и Кирилл недоумевал, почему Заур его не снял. Справа от Сапарчи сидел премьер Мао.

Сам Сапарчи восседал за руководящим столом в одной белой рубашке с расстегнутыми запонками, уперев в столешницу могучие локти, и бетонный столб шеи, выпирающей из воротничка и.о. президента, был перехвачен золотой цепью, на которую впору сажать бойцового пса. За президентом безвольно обвис отороченный золотой бахромой трехметровый российский триколор, и за ним на стене висел портрет имама Шамиля. Сапарчи очень уважал великого имама. Он даже утверждал, что происходит от одного из его наибов.

Когда Кирилл вошел, взоры всех присутствующих повернулись к русскому, и у Кирилла защемило сердце. Этих людей не должно было быть в этом кабинете. Они могли бы собраться в нем, только если Зауру вздумалось бы их перестрелять.

– Кирилл Владимирович, – сказал премьер Мао, – не будем ходить вокруг да около. Казна республики пуста. Республика задолжала за стройки, безответственно начатые прежним руководством. Люди строили в долг – а деньги им должны были прийти после заключения контакта с Navalis. Контракт, как я понимаю, заключен.

– Контракт заключен, – подтвердил Кирилл, – деньги выплачены. Девятьсот миллионов долларов.

– Так где деньги-то?!

– В Фонде, – ответил Кирилл.

Сапарчи и Христофор переглянулись.

– В каком Фонде?!

– Инвестиционном фонде имени Амирхана Кемирова, – любезно пояснил Кирилл. – Так было прописано в соглашении с Navalis, что деньги поступают в инвестфонд.

– И кто им распоряжается? – вскричал Мао.

Кирилл пожал плечами.

– А меня-то что спрашиваете? Спросите у Джамала. Может, он знает.

– Но мы строили под гарантии бюджета! – закричал со своего места председатель Дорожного Фонда, – мне должны двадцать пять миллионов! Бабки где?!

– Согласно условиям контракта, – бесстрастно сообщил Кирилл, – деньги были переведены Navalis в течение двадцати четырех часов после подписания договора. Я их перевел. На этом мои функции кончились.

Из Дома на Холме Кирилл поехал на стройку.

Было шесть вечера и шесть мороза. Температура стремительно падала, дневной дождь превратился в лед, море было в овчином тулупе пены, и ледяная крошка секла лицо. Бульдозеры, застывшие над развороченными кишками котлована, полными воды и каких-то полупереваненных балок, были похожи на разметанную взрывом бронетехнику, и все это – железо, котлован и глубокие колеи от КамАЗов, – было облицовано свежим толстым льдом. Кирилл стоял над котлованом и нервно курил.

Ему казалось, что он стоит над открытой могилой, и эта могила была так велика, что в нее могла рухнуть вся республика. Алихан внезапно шевельнулся за его плечом.

– Там нигде не было надписи «Торби-кала», – вдруг сказал мальчик.

– Что?