Юлия Латынина - Не время для славы

Первая пуля попала Ташову в живот, и он слегка покачнулся, а Булавди мгновенно вскочил, выбросил руку вперед, и нажал на курок, снова и снова, посылая пули в широкую грудь, обтянутую черными свитером.

Ташов пошатнулся и стал вставать. Булавди выстрелил еще раз.

Ташов вцепился руками в деревянный столик, рванул его в воздух, и всем этим столиком крепко и страшно огрел Булавди. Булавди не ожидал, что человек, в которого он всадил пять пуль, способен так драться.

Удар пришелся прямо по руке с пистолетом, Булавди поскользнулся и рухнул на пол, тяжело ударившись затылком о деревянную перекладину, а пистолет вылетел у него из рук, провальсировал по полу, и выпал куда-то к черту из беседки.

Ташов поднял стол и ударил еще раз, обрушив его прямо на темя чеченца. Словно кувалдой огрело по голове, досточки с треском подались, и шея Булавди оказалась в деревянном щербатом ошейнике.

Булавди сорвал с пояса «стечкин» и выстрелил, но ошейник мешал поднять руку выше, и пуля вошла Ташову в колено. Он закричал и сделал шаг вперед. Булавди выстрелил снова. Ташов заревел, как бык, наклонился вперед, и взялся двумя руками за голову чеченца.

Булавди чудовищным усилием пробил деревянную планку и вскинул руку к самому лбу Ташова. Ташов отпустил голову своего противника и попытался перехватить пистолет. Грохнул выстрел.

Ошметки мозга и черепной кости брызнули в лицо Булавди. Ташов медленно постоял, разжав руки, так, словно нервные импульсы были у него как у динозавра, и тело гиганта еще не осознало, что мозг его мертв, а потом Булавди нажал на курок еще раз, черноволосый ифрит взмахнул кулаками и медленно-медленно осел на доски пола.

Булавди гибко вскочил, кое-как сдирая с себя столик.

В домике напротив затрещала автоматная очередь, и через несколько мгновений Булавди увидел своего бойца. Тот бежал по подвесному мостику, размахивая автоматом. «Зря хозяина убили», – отметил про себя чеченец. Хозяин был хороший человек, а лепешки его были просто замечательны.

Из кустов выскочили еще двое. Во время драки они не стреляли, видимо опасаясь попасть в Булавди.

Чеченец оглянулся. Бывший начальник республиканского ОМОНа, двукратный чемпион мира по боям без правил, бывший зять Кемировых Ташов Алибаев лежал на полу беседки, раскинув огромные руки, и тело его было буквально разворочено выстрелами. Кровь шла изо всех дырок. Голову его располовинило, вместо черепа было сизое месиво, и только правый, открытый глаз черноволосого гиганта глядел на чеченца с каким-то немым вопросом. «Зачем? Зачем это все?»

Булавди не знал ответа на этот вопрос.

Он знал только одно: он презирал тех, кто служит Джамалудину. Он презирал тех, кто женился по его приказанию и убивал по его приказанию. В том мире, который строил Джамалудин, можно было быть либо рабом, либо трупом, и Булавди Хаджиева не устраивала роль раба.

Два года он бегал по лесам; он жрал кору, его травили, как дикого волка, и он не мог допустить, чтобы все это было зазря. Чтобы через сто лет про него, Булавди, рассказывали, что был такой человек, который сначала воевал, потом служил Русне, потом опять воевал, а потом один из рабов Джамала Кемирова захотел купить его на запчасти для своего приемного сына, – и купил, а люди его кто сдался, кто погиб.

Ни один человек, которым восхищался Булавди, ни один человек, которым восхищался Джамалудин, не сдавался русским. Все, кем они восхищались, были убиты ими. Ни про одного из тех, кем они восхищались, не рассказывали, как они жили на вилле в Дубае. Про всех рассказывали только одно – как они умерли.

Отель в Эмиратах снился ему по ночам, и Булавди не видел жены уже два года, а он ее очень любил. Ну что же. Когда он будет в раю, его душа будет летать по раю зеленой птицей, и джакузи в Раю будет не хуже, чем в том отеле.

Булавди оглянулся еще раз, сунул «стечкин» в кобуру и бросился вон из беседки.

Мертвый Ташов лежал на полу. Из-под разломанного столика ветер трепал листы купчей, на арабском и английском, и глянцевые фотографии внутреннего дворика с синей глазурью колонн и пальмами вокруг узорчатого фонтана.

Кирилл Водров прожил эти три дня счастливой жизнью будущего отца. Диана была в роддоме, и Кирилл заезжал к ней каждое утро, а иногда еще и вечером, и он садился на корточки у кровати жены, и целовал ее в губы и туда, где уютно ворочались будущие Заур и Владимир, и советовался с Дианой, стоит ли брать на работу племянника Ахмеда, от которого из-за побоев ушла жена, или троюродного брата Мусы, который три года назад ограбил сберкассу.