Сергей Кулаков - Афганский полигон

– Да, – покивал Фахим. – Из всех остался только я один. Другие погибли. Наш род – род воинов. Никто не умирает своей смертью.

Они помолчали. В тишине доносились переливы воды.

– Помню также, ты обещал, если останемся живы, обязательно покажешь мне свой дом, – напомнил Роман. – Вот, мы живы, и я у тебя дома. Чему я очень рад.

– Да, – улыбнулся Фахим. – И я рад, что ты мой гость, Ромаджан. Давай отметим это по-вашему.

– Ничего не имею против.

Фахим рассмеялся и налил из серебряного кувшинчика прозрачной жидкости гостю и себе.

– Аллах не прогневается? – улыбнулся Роман.

– Аллах запрещает пить вино от виноградной лозы, – серьезно возразил Фахим. – Про русскую водку он ничего не сказал. К тому же я должен уважать обычаи гостя. Ну, за встречу!

– Давай.

Но все-таки, выпивая, Фахим повернулся лицом к западу. На всякий случай, чтобы Аллах не видел. Так Фахим и его земляки делали всегда, когда делили трапезу с шурави. Они тогда стали одной семьей, советские и афганские ребята, потому что каждый день доверяли друг другу свои жизни, а рюмка водки снимала последние различия между ними.

– Угощайся, Ромаджан, – указал Фахим на уставленный блюдами стол.

Тут были: традиционный кебаб – мелко нарезанный шашлык из нежнейшей баранины, жареная рыба в соусе с местными пряностями, вяленое мясо, рис с изюмом, тушеные овощи, зелень, фрукты, медовые лепешки, орехи, шербет, вишневая вода со льдом, – в общем, бездна всякой вкуснятины. Когда Фахим начал снимать крышки с блюд, у Романа от запахов – после суточной-то голодухи – закружилась голова. Опять же, стопка водки правильно пошла.

– Надо было позвать английскую девушку, – сказал он, накладывая себе на тарелку всего понемногу. – Как-то неловко пировать без нее.

– О ней позаботятся, – отрезал Фахим. – Женщине здесь не место.

Роман более эту тему и не поднимал. Без еды Линду не оставят, а разговору она помеха. Тут Фахим прав. Опять же хотелось побыть вдвоем. Фахим даже служанку не вызвал, обслуживал гостя сам. Значит, ценил особо. И про вилку не забыл, хотя в этих краях положено есть рукой. В общем, Роман и рукой бы справился, но вилкой оно как-то привычней.

– Ну что? – спросил Фахим через несколько минут с вполне понятной русской интонацией.

– Давай, – кивнул Роман.

Снова выпили, закусили. Роман, как всегда, насыщался быстро, его худощавое тело много не требовало. Фахим тоже не относился к разряду серьезных едоков. Сжевав несколько кусочков кебаба с зеленью, он все больше попивал кофе да покуривал, удобно полулежа на диване и щуря красивые, серые с желтизной, глаза.

– А теперь хочу, Ромаджан, выпить с тобой за тот бой, – сказал хозяин, наливая по третьей рюмке. – Если бы не ты, Аллах давно принял бы мою душу. Жизнью своей, этим домом и детьми я тебе обязан…

– Да брось, Фахимджан, – сказал Роман. – Чего на войне не бывает? Давай лучше ребят помянем.

Помянули. Молча, не чокаясь. Фахим хорошо помнил русские традиции. Было время, чтоб запомнить. Хоть война и заканчивалась, но на их долю выпало немало.

А тот бой, о котором говорил Фахим, Роман помнил так, будто это было вчера. Они отправились в разведку, совместная советско-афганская группа. Старшим у шурави был сержант Роман Морозов. Афганцами командовал лейтенант Фахим Сафи, недавно прибывший из минского ВИЗРУ. По молодой дотошности он сам хотел уточнить диспозицию и потому увязался с разведчиками. Ну, и вляпались в засаду там, где ее и близко не должно было быть. Духи атаковали с двух сторон, большая часть группы погибла на месте. Остальных зажали в распадке. Как водится, предложили плен. Русские могли бы выжить, согласись они сдаться. Своих бы духи порезали в лоскутки. Афганцы это знали, поэтому отбивались яростно. Да куда там отобьешься, если духов вчетверо больше. К вечеру все разведчики были перебиты. Остались только Роман и Фахим. Фахима снайпер сразу ранил в бедро, чтоб далеко не ушел. Оставили офицера, так сказать, на десерт. Для отдельной показательной казни. Рану перевязали, но передвигаться лейтенант не мог. Только лежал за камнем да время от времени посылал злые очереди в сторону врага, сжимая зубы от боли и ярости. Боекомплект при себе был приличный, да еще у мертвых пособирали. В общем, до темноты кое-как продержались. Но было понятно, что утром конец. Рацию еще в начале боя вывели из строя автоматной очередью, помощи ждать неоткуда. Фахим предложил Роману уходить, пока темно. Сказал, что не надо им обоим погибать. В плен его не возьмут, он оставил для себя «Ф-1» – последнюю их гранату. А Роман пусть уходит. В одиночку у него был шанс. Роман остался. Удалось бы ему проскочить через охватившее их кольцо, не удалось – это еще вопрос. Но то, что до конца дней он будет чувствовать на себе липкую плесень позора, Роман знал наверняка. Они успели подружиться с этим веселым, похожим на Боярского, любимого советского артиста, парнем. Бывает так, что нескольких часов знакомства достаточно для возникновения многолетней дружбы. На войне это происходит сплошь и рядом. И вот взять и бросить истекающего кровью друга, чтобы утром его, даже мертвого, искромсали ножами, как резиновую куклу? Нет, ребята, это как-то не по-нашему. Хрен его знает, что там будет утром. А ночь пережить вдвоем все веселей. Единственное, что сделал Роман, – сползал к позициям духов и из последней «лимонки» соорудил растяжку. Всю ночь разговаривали шепотом, ободряли друг друга. Про Союз, про дом, про родителей, про, понятное дело, девушек. О последнем говорилось особенно сладко, Фахим даже про раненую ногу забывал… Как только стало светать, духи всей силой пошли в атаку. Думали взять с налету. Но сработала растяжка, положила троих. И два автомата открыли такую бешеную стрельбу, что духи откатились, залегли в камнях. Они погибать напрасно не очень любили, предпочитали брать измором. Крикнули, что отпустят русского и дадут ему много денег, если он выдаст Фахима. Роман ответил крикуну прицельной очередью, бой продолжался. А когда патроны были на исходе и Роман зажимал ладонью раненое плечо, взвыли над головой винты «Ми-8» – и это было спасение.