Том Клэнси - Без жалости

— Мадам? — Он сделал жест в сторону дома.

— Почему ты такой любезный? Или доктор Розен..?

— Честное слово, Сэнди, он просто сказал, что тебя нужно подвезти? К тому же ты выглядишь ужасно усталой. — Келли пошел рядом с ней к дому.

— Не понимаю, почему мне так нравится говорить с тобой, — заметила она, подходя к ступенькам крыльца.

— Я что-то не заметил этого. Тебе это действительно нравится?

— Да, пожалуй, — ответила Сэнди, почти улыбнувшись, но уже через секунду улыбка ее погасла. — Джон, для меня это слишком скоро.

— И для меня тоже, Сэнди. Но разве слишком скоро быть друзьями?

Она задумалась.

— Нет, для этого не слишком скоро.

— Поужинаем когда-нибудь? Помнишь, я уже спрашивал?

— Ты часто бываешь в городе?

— Теперь чаще. У меня появилась работа — ну, мне нужно кое-что сделать в Вашингтоне.

— Что именно?

— Так, ничего особенного. — И хотя Сэнди почувствовала запах лжи, она, по-видимому, не имела своей целью причинить ей боль.

— Может быть, на следующей неделе?

— Я позвоню тебе. Я не знаком со здешними хорошими ресторанами.

— Я знакома.

— Отдохни как следует, — посоветовал ей Келли. Он не попытался поцеловать ее на прощанье или даже взять за руку. Всего лишь дружеская заботливая улыбка, прежде чем направиться к машине. Сэнди наблюдала, как Келли уехал, пытаясь угадать, что в нем такого, что отличает его от других. Она знала, что никогда не забудет выражение его лица там, в больнице, но каким бы ни был его взгляд, Сэнди знала, что ей нечего бояться.

Келли тихо ругался про себя, уезжая от ее дома. Теперь у него на руках снова были матерчатые перчатки и он протирал ими все внутри машины, до чего мог дотянуться. Нельзя было рисковать, принимая участие в подобных разговорах. О чем шла речь? Как, черт побери, он мог знать это? В поле все было гораздо проще. Ты опознал врага или, что того чаще, кто-то сказал тебе, что происходит, кто враг и где он находится, — подобная информация часто оказывалась неверной, но она по крайней мере определяла тебе позицию, с которой нужно начинать действовать. Однако в инструкциях по проведению операции никогда, вообще-то, не говорилось, каким образом она может изменить мир или закончить войну. Об этом ты прочтешь в газетах — информация, повторяемая репортерами, которым на все наплевать, полученная от офицеров, которые мало что знают, или от политиков, не потрудившихся выяснить это даже для себя. «Инфраструктура» и «кадры» были там любимыми словами, но он преследовал людей, а не инфраструктуру, что бы это слово ни значило, черт побери. Инфраструктура это что-то неодушевленное, против чего ведет борьбу Сэнди. Это не человек, совершивший гнусные поступки, за которым теперь охотятся, как за крупным опасным хищником. И каким образом все это применимо к тому, чем он занимается сейчас? Келли напомнил себе, что ему нужно взять под строгий контроль свои мысли, помнить, что он охотится за людьми точно так же, как он делал это раньше. Он не собирался изменять весь мир, просто хотел сделать чистым его маленький уголок.

— У тебя еще не прошла боль, мой друг? — спросил Гришанов.

— По-моему, у меня сломаны ребра.

Закариас опустился на стул, явно испытывая острую боль и тяжело дыша. Это начинало беспокоить русского. Такая травма могла привести к воспалению легких, а воспаление легких могло убить человека в таком ослабленном физическом состоянии. Охранники проявили излишнее рвение, избивая американского офицера, и хотя, это было сделано по просьбе Гришанова, он рассчитывал всего лишь на то, что они причинят боль американцу, не больше. Мертвый военнопленный не сможет сообщить русскому полковнику то, что он стремился узнать.

— Я говорил с майором Вином. Эти маленькие дикари заявляют, что у них нет лишних лекарств. — Гришанов пожал плечами. — Это может вполне оказаться правдой. Тебе действительно очень больно?

— Да, каждый раз, когда я делаю вдох, — ответил Закариас, и было ясно, что он говорит правду. Его лицо казалось даже бледней обычного.

— Извини, Робин, но у меня только одно средство от боли, — смущенно произнес Гришанов, протягивая фляжку.

Американец покачал головой, и даже это, по-видимому, причиняло ему боль.

— Нет, я не могу.

Гришанов заговорил с разочарованием человека, пытающегося убедить друга:

— Тогда ты поступаешь глупо, Робин. Боль никому не приносит пользы — ни тебе, ни мне, ни твоему Богу. Пожалуйста, разреши помочь тебе хоть немного. Ну, пожалуйста, а?