— Не слишком много, Робин. — Гришанов убрал фляжку и принялся ухаживать за жестоко избитым американцем, выпрямляя его ноги и вытирая мокрой тряпкой покрытое кровью лицо.
— Варвары! — с яростью прошептал русский. — Проклятые вонючие дикари. Задушу этого майора Вина, сломаю ему тонкую обезьянью шею.
Русский полковник сел на пол рядом со своим американским коллегой и заговорил с подкупающей искренностью.
— Робин, мы с тобой враги, но в то же время мы люди, и даже на войне есть свои правила. Ты служишь своей стране. Я служу своей. Эти.., эти люди не понимают, что, когда отсутствует благородство, исчезает подлинная преданность службе, остается одно варварство. — Он снова поднес фляжку к губам американца. — Вот, выпей еще. У меня нет никаких других лекарств против боли. Извини, друг, но больше у меня ничего нет.
И Закариас, оцепеневший и сбитый с толку, ничего не понимающий, сделал еще глоток.
— Молодец, — похвалил его Гришанов. — Я никогда не говорил этого, но ты мужественный человек, мой друг. Подумать только, так долго сопротивляться этим желтым тварям!
— Я должен, — с трудом произнес Закариас.
— Ну конечно, должен, — кивнул Гришанов, бережно вытирая лицо американского полковника, словно это было лицо одного из детей. — Я поступил бы так же на твоем месте. — Наступило непродолжительное молчание. — Господи, как хочется снова подняться в воздух!
— Да. Полковник, мне хотелось бы тоже...
— Зови меня Коля, — прервал его Гришанов. — Мы знакомы достаточно долго.
— Коля?
— Меня зовут Николай. А Коля — ну, вроде прозвища, понимаешь?
Закариас откинул голову к стене и закрыл глаза, вспоминая ощущение полета.
— Да, Коля, мне очень хочется снова летать.
— Вижу, твои желания мало чем отличаются от моих, — сказал русский, по-братски обнимая избитые, в синяках плечи сидящего рядом американца, зная, что это первое проявление человеческой теплоты, испытанной тем почти за год. — Мой любимый самолет — МиГ-семнадцать. Сейчас он, конечно, устарел, но. Боже, как было приятно летать на нем! Кладешь руки на штурвал и.., стоит тебе только подумать, только пожелать — самолет делает все, что хочешь.
— Наш восемьдесят шестой был таким же, — ответил Закариас. — Их тоже сняли с вооружения.
— Похоже на первую любовь, правда? — усмехнулся русский. — Вроде первой девочки, которую увидел, будучи мальчишкой, той, что впервые заставила тебя думать, как думает мужчина, верно? Но первый самолет лучше для таких, как мы с тобой. Женщина теплее, конечно, зато им легче управлять. — Робин попытался засмеяться, но захлебнулся. Гришанов дал ему отпить еще глоток. — Успокойся, мой друг. Скажи мне, какой самолет был у тебя любимым?
Американец пожал плечами, чувствуя, как тепло расходится из желудка по всему телу.
— Я летал практически на всех самолетах. Впрочем, упустил F-104 и 89-й. Судя по рассказам, не стоит из-за этого расстраиваться. F-104 был хорошей игрушкой, вроде спортивного автомобиля, но ему не хватало скорости. Нет, все-таки 86-й был моим любимцем, наверно, если речь идет об управлении.
— А Тад? — спросил Гришанов, пользуясь прозвищем истребителя-бомбардировщика F-105 «Тандерчиф». Робин кашлянул.
— Чтобы развернуться на нем, требуется пространство размером с весь штат Юта. Правда, на бреющем полете у него дьявольская скорость. Мне приходилось летать на сто двадцать узлов быстрее, чем его расчетный предел.
— Говорят, он не истребитель, а скорее бомбовоз. — Гришанов старательно изучал слэнг американских летчиков.
— Ничего страшного. Зато вывезет тебя из любой передряги, глазом моргнуть не успеешь. А вот вести на нем воздушный бой не стоит, это точно. Надо постараться сбить цель с первого захода.
— Но что касается бомбардировок, — говорю тебе как летчик летчику: ваши бомбардировки этой мерзкой страны просто великолепны.
— Стараемся, Коля, делаем все, что можем, — невнятно пробормотал Закариас. Русского поразило, что алкоголь подействовал так быстро. Американец не пил спиртного ни разу в жизни — кроме двадцати минут назад. Поразительно, что человек по собственной воле живет без спиртного.
— А то, как ты совершал налеты на ракетные установки? Знаешь, я наблюдал за этим. Мы с тобой враги, Робин, — еще раз повторил Гришанов, — но в то же время летчики. Мужество и мастерство, проявленные тобой.., я никогда не видел ничего подобного. Дома ты, наверно, профессионально играешь в азартные игры, правда?
— Азартные игры? — Робин покачал головой. — Нет, я не играю.
Читать дальше