Сергей Донской - Матёрый

Комиссар, развалившийся на диване, подходил для задуманного больше, чем дёрганый, насквозь лживый и самовлюблённый Суля. В его натуре угадывалась гнильца, сквозившая и в манере говорить, и во взгляде, и в том, как он норовил прижигать Варю сигаретой, вынуждая её шевелиться под собой. Комиссар в сравнении с ним казался туповатым, заторможенным. Зато

— более прямолинейным и гораздо более сильным. Если уж полагаться на одного из этих бандитов, то пусть это будет главарь, едва умещавшийся на диване.

До предела натянув цепь наручников, Варя вся вытянулась в струнку и осторожно тронула голову Комиссара босой ногой. Ощущение было такое, словно прикоснулась к ощетинившемуся ежу. Он упорно не желал реагировать на все более настойчивые толчки, этот проклятый ёж. И лишь после десятой или одиннадцатой попытки с дивана донеслось хриплое:

— Ну? Чего тебе?

Варя требовательно замычала. Приподнявшись на локтях, Комиссар буркнул:

— О, йогиня какая выискалась… Зарядку делаешь?

Правильно. Хвалю.

— М-м-м!

— Кляп просишь вытащить? — догадался усевшийся на диване Комиссар, поскребывая густую растительность на груди. — Так ты же орать начнёшь…

— Н-н-н! — возразила Варя, отчаянно мотая головой.

— Ну, гляди у меня! Вздумаешь голосить — зашибу на хрен. Поняла?

Она кивнула. Во рту, освободившемся от тряпичного кома, моментально скопилось столько слюны, что Варя никак не могла заговорить. Собственный язык казался слишком большим и неповоротливым.

Комиссар расценил её молчание по-своему:

— Похмелиться небось хочешь? Чердак трещит? — Не дождавшись ответа, он тяжело протопал к столу и, прихватив откупоренную бутылку шампанского, пожаловался:

— Лично у меня башка прямо раскалывается. Не колхозная все-таки…

Это было дико, но парень, изнасиловавший Варю, теперь искал у неё сочувствия. Словно они были добрыми друзьями, хорошенько повеселившимися минувшей ночью.

— Отпустите меня, — попросила Варя. Наручники на ноге мешали ей свернуться в калачик, как ей того хотелось, и сознание собственной наготы заставляло её обращаться к мучителю с опущенными глазами.

Как будто это она должна была стыдиться, а не Комиссар.

Он воспринял это как должное. Оттянув резинку своих цветастых трусов, он удивился совсем другому обстоятельству:

— О, какая нескладуха! Хрен стоит, а голова падает. Требуется это дело сбалансировать. — Половина выдохшегося шампанского пролилась мимо его глотки, но остальное попало по назначению, и несколько секунд спустя он застонал, блаженно отдуваясь:

— Ух ты, хорошо!.. Подлечишься, Варюха?

— Отпустите, — повторила она; — Пожалуйста.

— Ага, щас. — Комиссар закурил и, выпустив к потолку первую порцию дыма, благожелательно поинтересовался:

— А кто нас с Сулей в чувство приводить будет? На тебя вся надежда. Будешь у нас заместо сестры этого… милосердия, только без сутаны, что особенно ценно… Суля! Сулейман Батькович, просыпайся! Не то шеф нагрянет, вставит нам по самое «не балуйся».

Не добудившись дружка, Комиссар заговорщицки подмигнул пленнице:

— Как вчера свалился, так и лежит. И всегда в штанах, заметь. Мёрзнет, что ли? Как этот… ямщик в степи.

У Вари вырвался непроизвольный нервный смешок. Покосившись на неё, Комиссар насупился:

— Ты вот что… Особо не веселись. Не заплатим мы тебе. Все башли на накрытие поляны ушли, а в бумажнике у Сули одна мелочовка осталась, для понта… Только не ори, — предупредил он, шагнув вперёд. — Без тебя мозги накреб… набре… короче, перекосоеблены.

— Я дам вам денег! — воспряла Варя. — У меня есть. Много.

— Много? — Комиссар оживился тоже. — Это что-то новенькое. — Кожа на его голове заходила ходуном. — Ладно, гони свои бабки, а я тебе обеспечу сразу все райские наслаждения. Без всякого «баунти».

— Вы меня не так поняли! — выпалила Варя. — Я заплачу вам, если вы меня отпустите!

— Сколько, конкретно? — Комиссар склонился над ней так резко, что у него хрустнули позвонки.

Вся его ссутулившаяся фигура представляла собой насторожённый вопросительный знак.

— Пятьсот рублей.

— Мало. — Лапища Комиссара сграбастала грудь пленницы и смяла её, как будто это была бесчувственная глина.

— Тысячу рублей! — взмолилась она. — Деньги у меня в сумочке, честное слово!

— Ха! Из сумочки я и сам могу взять.

Фальшивый свист исполнил мелодию известной песенки про то, как финансы поют романсы.

— Ладно, — сказала Варя с отчаянием. — Две тысячи. Двести рублей лежат дома, а остальные я займу.