Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

Наконец он не выдержал:

– Сильно мучаетесь?

– Что?! – Грач в первый момент опешил и вытаращился на спутника испуганно – словно тот спросил о чем-то, что никому знать не положено. Но потом сообразил, ухмыльнулся:

– А вы с чего взяли?

– Тут много думать нечего, – ответил Павел Романович, – у вас сильная подагра, да грудная жаба вдобавок.

Грач посмотрел на него уважительно:

– Это вы что ж, по внешнему виду?

– Именно, – ответил Дохтуров. И не удержался, добавил: – На ходу говорить не стану, а после могу назначить весьма эффективное средство.

– Э-э, доктор, – засмеялся Грач, – да если ждет нас с вами это «потом», так все рецепты станут без надобности. У нас ведь такое лекарство в руках будет – от всех хворей на свете. А может, и от смерти самой? – Он наклонился с козел, посмотрел очень внимательно: – Вы мне расскажите, что это за штука такая, с чем едят? А то ведь я за нашими хлопотами и не спросил у вас главного…

– Сперва скажите, как вам удалось докопаться? – невежливо перебил его вопросом Павел Романович.

Грач посуровел.

– Неважно, – отрезал он. – Главное, что не ошибся.

Он помолчал недолго, а потом (как раз проезжали кожевенное товарищество «Единорог») добавил:

– Хочу вас кое о чем предупредить, Павел Романович.

Но не договорил – запах вкруг «Единорога» стоял такой, что бедные лошадки сбились с шага и захрапели.

– Вот ведь чертова фабрика, – проворчал Грач. – Давно б ее прихлопнуть, да властям теперь не до этаких тонкостей.

– А что такое?

– Открыли ее прошлым летом, некто Вавилайнен и Хидмич. Одно слово: журналисты столичные, пустые людишки. Там у себя как-то влипли в историю, но выкрутились, раздобыли деньжат – и к нам укатили. Надумали издавать газету – будто тут своих мало. И, ясное дело, прогорели в дым. Мы было решили – все, теперь утекут обратно. Ан нет! Известное дело: хохол с чухной – упрямейшие существа на свете. Да только на одном упрямстве дела не сделаешь, тут еще и голова требуется. А у нашей пары с последним не очень. Кинулись вот в кожевенное производство. Так и здесь осрамились: сырья закупили, а машины приобрели старые да мастеров толковых не взяли. Так, дуриков всяких насобирали. Почитай – сэкономили. Вот и лежат у них теперь шкуры невыделанные, ароматизируют атмосферу. Тьфу!..

Грач замолчал, сосредоточившись на лошадях. Когда миновали скандализировавшее округу товарищество, сказал, возвращаясь к прежнему:

– Предупредить вас хочу. Мероприятие у нас непростое, по-всякому может сложиться. Ежели попытаетесь что-нибудь супротив договоренности сделать – я вас тотчас жизни лишу. Застрелю аккуратненько, сквозь карман. И не промажу, не сомневайтесь.

Вот еще напасть! Теперь этот подлый полицейский с расстроенными нервами. Ведь и впрямь с перепугу застрелит. Не понимая, что тогда всему – конец. Разве попытаться объяснить, рассказать про проект ? Нет, бесполезно.

Павел Романович мысленно взмолился: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!»

А вслух сказал, покачав головой:

– Неразумно. Как вы сами заметили – мероприятие ждет непростое. Стало быть, и нервы будут возбуждены. Мало ли что покажется? А вы сразу – стрелять.

Но Грач не стал ни возражать, ни спорить. Только посмотрел выразительно, после чего стало со всей непреложностью очевидно: как сказал, так и сделает.

Уже вечерело, длинные тени деревьев перечеркнули насквозь мостовую. Район был чистым, для благородной публики. Мимо тянулись симпатичные двухэтажные особнячки. Правда, из недорогих. Где ж это?..

Павел Романович понял, что совсем перестал ориентироваться.

– Тпрру!.. – Грач натянул поводья, кони встали.

Он неловко соскочил с козел.

– Этот? – спросил Павел Романович, разглядывая салатного цвета постройку с башенкой.

– Нет. Там, впереди. Экипаж оставим, а сами пешком прогуляемся. Так спокойней… – Отчего так спокойнее, Грач пояснять не стал.

Вокруг, почитай, и не было никого. Вдали фланировали две дамы с зонтиками в сопровождении хлыщеватого офицера. У самых ворот шаркал метлой бородатый дворник. Неподалеку, на тележке с колесиками, скучал безногий инвалид в пыльной шинели, обрезанной почти что по пояс. Поглядел на Грача с Павлом Романовичем – да и припустил прочь, стуча деревяшками по тротуарной брусчатке.

– Эй! Погоди, герой очаковский! – крикнул Грач.

«Очаковский герой» покорно замер, испуганно таращась из-под раздерганного картуза. Оборванный козырек наискось закрывал пол-лица.