Сергей Зверев - Боевой амулет

Но ничего этого Верещагин не видел. Поджарый, успевший засечь пламя выстрела, бросился к укрытию. На ходу он выдернул спрятанный в нарукавном кармане выкидной нож. Пистолет с глушителем и опустевшей обоймой он швырнул наугад, стараясь поразить невидимого противника.

Верещагин выстрелил, но промахнулся. Поджарый обладал почти акробатической верткостью. Но еще раньше, чем он успел достигнуть проема между шкафом и стеной, Верещагин сумел покинуть свое убежище. Рванув навстречу, он саданул нападавшего рукояткой пистолета прямо в переносицу. Свободной рукой он перехватил запястье руки непрошеного гостя, провернул его до хруста в суставах. Выплевывая вместе с кровью ругательства, поджарый пытался вывернуться. Пуля, выпущенная ему в затылок, припечатала поджарого к стене. Вцепившись ногтями в пестрые обои, он медленно сполз вниз под треск разрываемой бумаги, на поверхности которой оставались параллельно бегущие бороздки.

Расправившись с поджарым, Верещагин поднял его нож и осторожно двинулся вперед. Прекрасно ориентируясь в темных комнатах, капитан преследовал третьего, чьи шаги грохотали уже в коридоре. Внезапно шаги стихли, а потом слоновий топот оповестил, что человек повернул назад.

– Не уйдешь, – выдохнул Верещагин.

Теперь он оказался преследователем. Выскочив во двор, капитан увидел неуклюжую фигуру толстяка, мчавшегося к калитке. Гаглоев бежал, вихляя, словно заяц, и поворачиваясь, стрелял наугад.

Опустившись на левое колено, капитан тщательно прицелился. Первым же выстрелом он прострелил ногу толстяка. Взмахнув руками, тот пошатнулся, но устоял. Вторая пуля, разорвавшая мышцы ягодицы, заставила Гаглоева шлепнуться на задницу. Он дико завыл, и его вою вторили осатаневшие от стрельбы соседские собаки.

В три прыжка добравшись до раненого, Верещагин выбил оружие из руки обезумевшего от боли мента. Схватив за шею, капитан поволок Гаглоева в глубь двора. Он и сам не знал, что делает. Толстяк упирался ногами в землю, мыча от ярости и боли.

– Теперь ты все мне расскажешь, – рычал Верещагин. И упрямо волок его по дорожке сквозь кустарник к краю пруда, отражавшего луну. Саданув несколько раз по мясистому загривку, Верещагин подтащил раненого к воде. Голова толстяка окунулась в казавшуюся свинцовой от лунного света воду.

Выдергивая ее на поверхность, капитан продолжал рычать:

– Говори! Я тебя, тварь, по частям рыбам скормлю.

Перед глазами мента сверкнуло лезвие ножа.

– Этой штуковиной обработаю тебя, как курицу. Пущу в ощип до самых костей.

Отплевываясь и трясясь, словно выложенный на блюдо студень, Гаглоев просипел:

– Прекрати… Я все скажу. Только не убивай… не убивай, – по-бабьи взвыл он, а потом зачастил, точно скорострельное оружие, выкладывая все и о Фейсале, и о долине Волчья пасть, и о пленниках, рубящих проход к хранилищу с ракетным топливом.

Животный инстинкт самосохранения и боль от ран заставляли Гаглоева торопиться, потому что человек, державший его за глотку, не знал пощады…

Когда Гаглоев закончил признательную речь, его голова бессильно упала вниз. Отшвырнув обмякшего толстяка, Верещагин опустил в воду ладони, испачканные кровью и слюной, сочившейся из разбитого рта мента. Смывая их, он услышал гул машины, остановившейся возле дома. Подняв глаза, он увидел людей, преодолевающих забор. Капитан вскинул оружие и тут же опустил его. В человеке, первым делом направившемся в дом, он узнал Илью Бойцова, прибывшего со своими людьми позже, чем следовало бы. Несколько секунд Верещагин оставался незамеченным, а потом обступившие его и корчащегося толстяка спецназовцы расступились, пропуская командира.

Присев на корточки, Илья Бойцов хлопнул друга по плечу:

– Красиво сработано, Таможенник!

– Нет, Илья, работа еще не закончена, – сквозь стиснутые зубы процедил капитан.

Под сводами пещер витал вечный мрак. Галерея подземных пустот разбегалась от центрального зала в разных направлениях. Большинство из них никогда не посещалось людьми. Но в центральном зале были отчетливо видны следы человеческого вмешательства.

Просторная, с высоким потолком пещера, размером с треть футбольного поля, должна была стать главным узлом хранилища газа. Но сейчас вместо голубого топлива в подземелье хранились гигантские металлические сигары, наполненные ядовитой жидкостью. Их стены из алюминиево-магниевого сплава с двойным упрочнением пузырились кусками вздувшейся эмали. По замыслу людей, спрятавших это добро в толще карстовых пещер, коррозия не должна была разъесть стенки этих огромных бочек. В пещерах сухо, и люди, производившие закладку, надеялись быстро вернуться за опасным грузом.