Сергей Зверев - Приговор приведен в исполнение

Внутри президентского гвардейца что-то заскрипело, заскрежетало, и вдруг он выдавил из себя:

– Убью…

– Смотри ты, – удивился Вовка, – по-русски заговорил. Прямо-таки экспресс-метод Илоны Давыдовой.

В туалете кто-то пытался высадить плечом дверь.

– Скажи ему, что, если не успокоится, зальем бензина и сожжем к чертовой матери, – попросил водителя Гуляй.

За дверью тотчас утихли.

Подождав, пока Петров отвяжет врача, Вовка взял со стола открытую, но еще не початую бутылку водки.

– Для снятия стресса, – объяснил он.

– Свяжи теперь их, – приказал Гуляй Андрею. – А то, чего доброго, начнут еще из окон палить.

Оказавшись на свободе, Махмуд запаниковал.

– Не трогай их! – лихорадочно зашептал врач «скорой» на ухо Вовке. – Они из охраны президента.

А тут еще и водитель заныл под руку:

– Пойдем!

– Уговорили, – согласился Гуляй, видя страх своих товарищей. – Вы спускайтесь вниз, а мы следом.

Повторять дважды не пришлось. Водитель с врачом стремглав выскочили из квартиры.

– Ну что, будем помаленьку собираться, пока наши без нас не укатили с перепугу?! – спросил фельдшера Вовка.

Петров собрался было что-то ответить, как вдруг начальник группы, оставшийся единственный еще не связанным, опрокидывая стол, с ревом ломанулся к Гуляю. Он успел перехватить Вовкину руку с «вальтером», но тут Андрей, размахнувшись так, что задел люстру, по-залихватски рубанул его гаечным ключом. Нападавший осел, отпуская руку, глаза его потускнели. Все три подбородка затряслись. Он закачался, его колени подогнулись, и он упал.

– Жить будет, – Фельдшер отработанным жестом нащупал пульс у лежащего ничком гвардейца.

– Куда ты его? – поинтересовался Вовка.

– Вроде в живот.

– Да? – удивился Гуляй. – А целился вроде в голову. – И, уже обращаясь к распластанным рядом с притихшим начальником на полу мужикам, добавил: – Салям аллейкум – счастливо оставаться.

– Ты чего сказал? – не понял фельдшер.

– Да какая разница… – ответил Вовка.

До дома Петрова «скорая» домчалась за считанные минуты. Расставались с Махмудом молча. Врач был неразговорчив и мрачен. Медсестра устала плакать и только беззвучно шевелила в углу машины губами.

– Пить будешь? – Первым делом Вовка растолкал Пашку Дробина.

Тот выпил, не открывая глаз, и снова заснул.

Расставались уже утром. Гуляй вернул фельдшеру пистолет и в который раз предложил заплатить за прием на дому.

– После сочтемся, – буркнул Петров.

Друзья двинулись к гостинице.

Сразу после посадки самолет Стэллы отогнали на дальнюю полосу. Уже вечером к нему подъехала первая партия грузовиков. Пашка Дробин, которому выпало дежурить возле аэропорта, как ни старался, не смог разглядеть, что именно привезли на «КамАЗах». Но зато он выписал парочку номеров. Святой Дробина похвалил, а на все недоуменные Вовкины вопросы о том, какой от них прок, сказал:

– Может, и никакого, а может, и наоборот.

Концерт Стэллы откладывался. Вместо открытой площадки выступать предложили в зале. Сытых до последнего дня пребывал в неведении, где именно, а когда наконец узнал, с испугу напился вдребодан. Как оказалось, российской поп-звезде предстояло веселить публику на свадьбе племянниц президента. Трудно было поверить, что продюсер даже не догадывался о сей сомнительной перспективе. Убедившись, что дело обстоит именно так и Сытых ни сном ни духом не знал, какого черта он везет сюда Стэллу, Святой окончательно укрепился в уверенности, что певичку отправили на Восток не случайно.

Рассуждая подобным образом, Дмитрий пришел к выводу, что на борту должен находиться человек, приставленный следить за сохранностью груза на обратном пути. Его еще мучили смутные сомнения по поводу самого груза. Что это могло быть? В любом случае, чувствовался размах. Кто-то, возможно, сам Эмир, играл по-крупному.

Все, что до сих пор было известно Святому об Эмире, складывалось в образ этакого хитрого старика, засевшего среди неприступных гор, вроде паука, и раскинувшего по всему миру паутину. Он очень мудр, очень хитер и осторожен. Обладает неограниченной властью в своем небольшом закутке и всю ее употребляет на то, чтобы увеличить и без того огромное состояние. Личная жизнь наркобарона оставалась покрыта непроницаемой завесой таинственности. Самое уязвимое место любого человека – его семья. Она ахиллесова пята, способная сокрушить всякое могущество. У Эмира семьи не было, не было клана, рода, который стоял бы за ним. Все, что он достиг в этой жизни, пришлось отвоевывать у собственной судьбы. Но, с другой стороны, это означало, что после его смерти баснословные богатства, власть – все пойдет прахом. Обреченный на одиночество полоумный старик… Трудно придумать более достойного противника.