Шуршали колеса. Несся джип по до боли знакомым дорогам. До крови. До смерти… Каждый поворот, каждый камень о чем-то напомнил. Вон, справа, через лесной массив колхоз «Тридцать лет Октября». Около него в зеленке их разведгруппа летом девяносто пятого завалила, как лося, заместителя командующего Северным фронтом обороны Ичкерии Доку Тугаева и еще двух арабов. В итоге этот самый фронт, а точнее несколько банд, не просто остался без командования… Тугаев держал общак, тайну которого забрал с собой в могилу, и абреки остались без денежных вливаний, следовательно, смысл национально-освободительной борьбы резко потускнел. Тогда за голову спецназовцев, ликвидировавших уважаемого бандита, объявили две сотни тысяч баксов. Но поди узнай, кто там из спецов отработал!
Нам наплевать, что говорят.
В России каждый демократ
Кричит с трибун, что мы кого-то обманули.
Мы не дрожали под огнем, и мы отсюда не уйдем,
Пока свистят над головами пули…
Да уж, пуль тут просвистело немало. Справа, там, где через пустошь тянутся линии электропередачи, расположен поселок Майский. Март девяносто шестого. Это уже воспоминания о неминуемом военном трибунале, который так и не состоялся. Тогда группа военнослужащих налетела на засаду. Четверо офицеров были убиты. В плен попали друг Ника – начальник разведки десантного полка и два майора из Северо-Кавказского округа. Из штаба пришел не подлежащий обсуждению приказ – всем разведгруппам до выяснения ситуации прекратить передвижения и не соваться больше никуда. Но Ник плюнул на всех умников, объявил своим ребятам: «Есть риск, что нас за этот героизм тюрьмой наградят! Поэтому никому ничего не приказываю. Спрашиваю: кто со мной? Откажетесь – не обижусь». Естественно, пошли все… Тогда погуляли от души. По имевшейся информации, выдергивали прямо из теплых постелей мирных боевиков – тех, которые стреляют только иногда, а числятся правопослушными селянами. На пятом адресе из очередного ошалевшего от налета абрека удалось выбить, кто из полевых командиров держит пленных. А потом Ник захватил в заложники всю семью Саллатдина – того самого полевого командира, который почему-то считал, что русские на такое не способны. И пошел торг. Обмен… Саллатдин объявил тогда Ника личным врагом и обещал резать до пятого колена. Встретились они только в 2000 году, в пяти километрах отсюда, вот за тем леском. Получив информацию о том, что Саллатдин рыщет в здешних лесах и селах, Ник в одиночку ушел в поиск. И ножом, которым владел виртуозно, как скрипач смычком, расписал в лоскуты охрану, а потом и самого полевого командира. Личная месть. Кровники. Так заведено в этих краях испокон веков…
Странные отношения у Ника с этой землей. Он ее ненавидит, поскольку она полита кровью его друзей. И вместе с тем, когда попадает в большой мир, у него возникает ощущение, что там одни декорации, и живет, как заводной – без смысла и толка. Там майор – любитель загнуть хороший анекдотец, уважающий пивко с рыбкой, имеющий старую «шестерку», которую с упорством маньяка держит в порядке, эдакий простодушный деревенский дядечка. Все внешняя шелуха. Жизнь там, где заброска, поиск. В зеленке он преображается. Тяжеловесная основательная поступь землепашца становится мягкой и бесшумной. И одухотворение на лице появляется, блеск азартный в глазах. Может показаться, что он становится другим человеком. Все не так. Просто в мирное время Ник как компьютер в режиме ожидания. А здесь он просыпается. И превращается в боевую машину.
И получается, что Ник с радостью возвращается сюда, на Кавказ. Здесь у него всегда полно дел. Свести старые счеты, расплатиться по долгам и наделать новых. Со своей группой, уходя в поиск, он проваливается в другое измерение, в другое пространство – пространство войны.
– Поберегись! – прикрикнул Цыган за рулем, когда, подпрыгнув, машина с проселочной дороги выскочила на прямое бетонное шоссе, лезвием рассекающее степь.
Опять пришлось тормозить – снова коровы. Напасть Ичкерии… Рейды утром в пять часов, на рассвете, стада коров, которые не объедешь, не пройдешь, и пыль на зубах – это те ощущения, которые первые приходят на память об Ичкерской войне. И лишь потом – запах пороха, вжиканье пуль и мокрая от росы трава в зеленке, от которой тяжелеет камуфляж…
– Япона мать! – воскликнул Цыган, пытаясь объехать стадо, которое сопровождал пожилой пастух с древней трехлинейкой на плече…
– На шашлык твое стадо!!! – заорал по-вайнахски Акула, высунувшись из окна и скорчив рожу пастуху.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу