Виктор Иванников - Чужбина

Надо отдать должное Ошеру Мендловичу. Тот принялся бороться за каждый доллар как лев, но, под неумолимой логикой Прокопия, которому умело ассистировал Соломон Наумович, время от времени вызывая в комнату переговоров нужного спеца с необходимой справкой, он стал уступать, сначала мелкими шажками, затем все крупнее и крупнее. Прокопий явно не форсировал свои успехи, а постепенно приводил своего оппонента к нужному решению. Карим с большим интересом наблюдал за развернувшейся битвой, действительно, умельцев своего дела и не вмешивался. Конечно, чтобы не говорилось, истина все-таки была за Прокопием, а не хозяином, и Ошер это отлично понимал, иначе бы ему и в голову не пришло продавать свое любимое детище, созданию которого он посвятил лучшие годы своей жизни. Ему же, как никому, было ясно, что его самостоятельность — это вопрос времени, ведь на него помимо этого поддонка-бая уже потихоньку начали давить и детки главного хозяина страны, подмявшие под себя все, что связанно с хлопком: поставку, продажу, транспортировку. Пока еще ему удавалось как-то обходиться, пользуясь старыми связями, поставками из Турции, Египта. Но он же ясно видел — его загоняют в угол, заставляя покупать грязный узбекский хлопок, некондиционный, да еще к тому же и по более дорогой цене. Последнее время он понял — устал, выдохся от этой, напоминающей «сизифов труд» борьбы с баем, властями. Перспектив для себя, вернее, своим возможностям, в этом государстве у него нет! А этот специалист, черт бы его побрал, все сильнее и сильнее «наступал на больную мозоль», давая понять — вот уйдут эти ребятки, через некоторое время ему вообще придется все отдать чуть ли не даром. Вот ведь коммерсант чёртов — Прокопий — даже римский постулат в доказательство привел, как там — «Вдвойне дает тот, кто дает скоро». Ему, правда, было совершенно не ясно, на что они сами-то надеются? Как собираются управлять сложным хозяйством комбината в этом «беспределе»?. Как собираются договариваться с обнаглевшими до предела хозяевами, считающими что все, находящееся в стране должно работать только на них, приносить прибыль только им? И это отчетливое понимание той безысходности своей позиции, в конце концов, под умелыми, на первый взгляд, незаметными подвижками Прокопия, стало преодолевать в нем естественное экономическое противоборство. Постепенно он стал сдавать свои позиции, уступать. Также не спеша Прокопию удалось выйти на запланированные заранее оценки, достигнув, хоть и скрепя сердце, вопреки глубочайшему протесту разума человека, вложившего в свой труд самого себя, посвятившего своему детищу лучшие свои годы, нужного решения. Их коммерческий спор отнял у обоих много сил и времени. Несколько раз они вынуждены были прерывать его, стремясь хоть как-то восстановиться.

Только к концу четвертого часа присутствующим стало ясно, что дело пошло! Первым не выдержал Ошер Мендлович! Он вынужден был согласиться с доводами, аргументами, логикой и оценкой своего оппонента. Попросив в очередной раз передышку, он встал, тяжелой походкой вышел из комнаты переговоров. Все присутствующие тоже молчали, потрясенные развернувшейся на их глазах баталией. Первым пришел в себя психолог. Он встал, протянул руку переговорщику. Тот, отрешенно глядя куда-то в окно, вертел в руках чашку с чаем. Прокопий все еще переживал перипетии этой схватки, потребовавшей от него всего его умения, ибо противником у него оказался умелый специалист, да и просто талантливый человек. Откровенно говоря, ему было жаль этого хозяйственника, вынужденного продавать свое детище, которое, похоже, значило для него не менее, чем его родные дети. Но что делать? Это ведь жизнь и не он виновен в создавшейся ситуации. Единственное, что его отчасти удовлетворяло в победе над этим человеком, так это осознание того факта, что дело, коему Ошер Мендлович отдал всего себя, не погибнет даже в этом «беспределе», творящемся сейчас в стране. Ему удалось внедрить эту веру! Заставить его поверить этому, хотя вся логика, все факты кричали о противоположном. И это было главным в их схватке, это был тот краеугольный камень, положив который, он сумел удержать «рухнувшее здание» веры в нужность его труда, цели всей его жизни. Заметив, что Прокопий сейчас даже не видит ни его руки, ни его самого, Арсений не хлопнул переговорщика, по обыкновению, по плечу, а аккуратно, ласково взял его руку, чуть погладил и с уважением произнес:

— А ты молодец, Прокопий! Это был высший класс! Скажу тебе честно, с точки зрения психологии тут все было сделано на высшем уровне. Поверь, я наслаждался, наблюдая за тобой. Какая вера, какая убежденность, а главное, игра на чисто человеческих качествах твоего оппонента. А ведь он — очень незаурядный человек. Очень! И ты, Прокопий, сумел, на мой взгляд, сделать главное, — ты предотвратил трагедию у этого человека! Да, да, всем же было ясно, что лишиться сего комбината, которому он посветил целый кусок жизни, для него — это невосполнимое горе. По-человечески понятно, но ты дал надежду ему — не пропадет этот труд. Он еще пригодится людям, более того, глядишь снова станет форпостом развития в этом крае, а может быть и всей стране, будет служить не кучке бездарных живодеров-управителей, а всему народу, его благосостоянию, для чего собственно он и создавался. Еще раз, Прокопий, я горжусь тобой. И уж извини, но мне кажется никакого второго этапа теперь не надо. Ты все перевыполнил и за себя, и за нового хозяина комбината. Осталось только чистая формальность. Главное сделано, а далее дело уже Соломона Наумовича, он — юрист, пусть и доводит сделку до завершения. Условия у него, как он вчера нам рассказывал, заготовлены. Вот пусть и согласует.