Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох

Часам к одиннадцати в штаб стали стекаться офицеры. К радости полковника Смолякова, лично их принимавшего, регистрировавшего и определявшего на службу, среди них нашлось несколько человек, знакомых со штабной работой. Вскоре за регистрацию засадили грамотея Пичугина, ко всему прочему вменив ему в обязанности редактуру воззваний и распоряжений, которые срочно требовалось отпечатать типографским способом и расклеить по городу.

Вскоре стараниями Шурки было выпущено следующее воззвание:

«Граждане новочеркассцы!

Штаб казачьего соединения, вступившего сегодня с боем в город и начавшего очистку последнего от банд грабителей и негодяев, в то же время вынужденного безостановочно вести их преследование, крайне нуждается в денежных средствах и живой силе. Штаб призывает вас, а также и всех верных казаков, любящих вольный родной Дон, спешить делать пожертвования.

Свободных казаков, офицеров, сочувствующих и бывших партизан просим явиться сегодня же в областное правление (нижний этаж) для присоединения к нам. Пожертвования приносить туда же и сдавать А. А. Азарянскому.

Квартальным старостам собраться сегодня же в здании реального училища, Московская улица, к 4 час. дня для организации обороны города.

Начальник соединения Фетисов, 1 апреля 1918 года».

К обеду в штабе уже толпилась масса разных людей. Алексея и других помощников буквально засыпали вопросами. Наконец, приняв по просьбе Ивана Александровича обязанности одного из четырех офицеров связи, Лиходедов с несколькими студентами-партизанами и двумя офицерами-саперами убыл наводить порядок на телефонной станции.

Северный казачий отряд внезапно обнаружился в Персияновке, после того как с ней восстановили телефонную связь. В станичном правлении разрывавшийся с полчаса телефон взял какой-то пожилой вахмистр из раздорцев.

– Кто еще долдонит мне тута?!

Включавший срочный линейный вызов поручик-сапер попытался объяснить, но раздорец плевать хотел на партизан, телефонную станцию и начальника штаба Рытикова.

Сапер пожал плечами и передал трубку Алексею.

– Моя фамилия Лиходедов, я от войскового старшины Фетисова! – взял на себя смелость Алешка. – Командующий требует доклада о том, что у вас происходит! Кто будет держать с Новочеркасском связь?

Старая донская фамилия и упоминание имени предводителя восставших произвели впечатление.

Казак немного помолчал и неуверенно произнес:

– Дык, мабуть, кто из подрывных сгодится? Щас кликну их!

Трубка загрохотала и наступила томительная тишина. Вдруг на том конце провода раздался бодрый голос.

– Партизан-подрывник Барашков слушает!

– Как это?! Венька, неужели ты?! – радостно завопил Алексей.

– А кто же еще?

– Вот здорово! А мы в штабе у Смолякова, Иван Александрович – заместитель начштаба!

– Эпохально! Судьбоносно!

– Не то слово!

– А мы Хотунок взяли, а потом и Персияновку! Полотно на железке ух как рванули, с Анатолем и Серегой!

– Мы ночью слыхали! Так это вы?!

– Естественно!

Тут веселый голос Барашкова стал тише.

– Ты доложи в штаб, что казаки сомневаются насчет атаки Александро-Грушевского. У нас тут раздорцы, заплавцы и еще с Новочеркасской станицы подошли. Почти все уже под Каменоломней, может, и взяли ее уже. Я буду здесь, на связи, и гонца сейчас организуем, обстановку узнать. Давай!

Пока Алешка перекрикивался с Вениамином, студенты установили связь с южным отрядом. Еще раньше оттуда прискакал казак с сообщением, что отряд, по пятам преследуя большевиков, выдвинулся аж в район Аксайской.

Выбегая из дверей станции, Алексей столкнулся с кучкой барышень-телефонисток. Барышни хотели знать, нужна ли их помощь и будет ли новая власть давать пайки за выход на работу.

– Есть приказ: пользование городским телефоном ограничить только служебными разговорами! – выпалил он на ходу, уворачиваясь от длинноруких девиц. – А насчет пайков попробую узнать. Тогда повешу объявление!

Лиходедов решил самолично доложить полковнику Смолякову о том, что связь с отрядами установлена. Окрыленный и распираемый чувством гордости за хорошо выполненное поручение, он двинулся то перебежками, то очень быстрым шагом, подставляя лицо солнечному апрельскому ветерку. С полевой фуражкой в руке и в распахнутой, без знаков отличия, новенькой шинели, Алешка вспоминал, как когда-то гордился впервые надетой гимназической формой. Он специально выходил прохаживаться перед домом на проспект Ермака, щеголяя блестящими гербовыми пуговицами и отглаженными мамашей стрелками на брюках. Фуражку с кокардой – предмет особой зависти сверстников – мальчик смешно приподнимал, подражая важным господам в шляпах и котелках, замечавших с непременной улыбкой: «Ах какой щеголь!» Он был уверен, что теперь все до конца жизни должны угощать его конфетами за принадлежность к славной гимназической касте.