Владислав Ахроменко - Дембель против бандитов

— Ага, пасетесь, — постепенно успокаиваясь, цедил Сникерс. — Если его старики знают, что вы сыночка ихнего ждете… Наверняка предупредить смогут. В магазин они ходят? Ходят. Мусор выносят? Выносят. По транспортным конторам бегают? Понятное дело…

— И что?

— А то, что вы их в эти минуты не контролируете… Неужели не ясно?

— Так что же делать?

Жора закурил, задумался…

Ситуация вырисовывалась предельно мерзкая. Теперь ему, Сникерсу, как никогда прежде, надо было доказывать Васе свою преданность, демонстрировать свою нужность. И, бля, такой облом: когда Злому срочно понадобились деньги, единственный человек, могущий сорвать сделку с квартирой, оказывается, жив…

Да и потом, если по большому счету разобраться — это прямой удар и по карману самого Сникерса! Чем больше окажется филок у Васи, тем больше в конечном итоге получит он, Жора.

Такой вот облом… И все из-за этих тупорылых гондонов!

Но ссориться с пацанами теперь, накануне назревавших событий, тоже не следовало. Кто знает — может быть, еще придется обращаться к этим бойцам за помощью? Бойцы-то, конечно, говенные, но других, к сожалению, нет и не предвидится. На безрыбье, как говорится…

— Что делать? — повторил Прокоп.

— Ладно, выкрутимся, — смягчившись, махнул рукой Жора. — Вы ищите, ищите… А найдете, так хоть не офоршмачьтесь.

— А Злой? — В голосе Антипа послышалась робкая надежда на то, что Сникерс не поспешит рассказывать Василию Николаевичу об их промахе, и он, к счастью, не ошибся.

— Так уж и быть, прощаю для первого раза. Злому пока ничего говорить не буду… Пока, — подчеркнул Жора. — Даю вам три дня. Землю носами ройте, но пролетария того отыщите! Один в деревню отправится, стариков его контролировать, а другой пусть в пустой квартире остается… типа как в засаде.

— А кто где будет? — поняв, что самое страшное позади, облегченно спросил Антип.

Жора наморщил лоб.

— Прокоп, наверное, в деревню метнется… Со «стволом». Мне он пока что без надобности.

Сникерс поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен.

— И последнее, — с неожиданной ласковостью завершил он. — Не забывайте, что через три дня похороны. Или того пролетария… или ваши.

Правильно говорят: один переезд по потерям равен двум пожарам.

Но никто никогда не скажет: чему равен переезд, если он совершается не по доброй воле?

Если переезжать к тому же приходится из дому, где ты прожил большую часть жизни, где каждая трещинка на потолке, каждая царапинка на стене, каждая вмятинка на полу связаны с каким-нибудь воспоминанием?

Если до сих пор ничего не известно о единственном сыне, который пытался отстоять отчий дом от посягательств бандюков?

Если к тому же над душой стоят двое коротко остриженных и поторапливают — быстрей, мол, быстрей, хата уже не ваша?

Такой переезд неминуемо превращается в пытку.

И вынести эту пытку способен далеко не каждый…

…Утром двадцатого января Сергей Иванович Корнилов по давней, укоренившейся привычке спустился вниз, к почтовому ящику за корреспонденцией.

Из темно-зеленой жестянки с нарисованным на ней квартирным номером выпала свернутая в трубочку газета «Из первых рук». Вернувшись в квартиру, отец Ильи нацепил на нос очки, неторопливо развернул газету и сразу же обратил внимание на объявление в броской черной рамочке:

«ПРОДАЕТСЯ 3-комн. кв. улуч. план, в р-не Спиртзавода, с тел. 64/52, кух. 7,5. 2/9, лодж. застекл., подв. 22100 у.е., торг».

И номер телефона — куда обращаться желающим приобрести «3-комн, кв. улуч. план.».

Первой мыслью было: надо же, точно такая же, как и наша: и метраж «64/52», и «кух. 7,5», и «лодж. застекл.», и подвал есть, и телефон, и этаж такой же самый… И тоже на Спиртзаводе.

Но следующая мысль электрическим разрядом прошила Сергея Ивановича насквозь: это же наша квартира продается! Наша! И цена уже стоит…

А значит — все. Пути назад нет и не будет — придется коротать старость в грязной хатенке. Ладно бы Илюха был рядом!..

Неожиданно Корнилов-старший почувствовал: ноги его стали неестественно легкими, живот — невесомым, грудь — воздушной, уши заложило пронзительным свистом… Потолок стремительно соскользнул назад, и пол изо всей силы ударил Сергея Ивановича в лицо.

Корнилов-старший не помнил, сколько был без сознания. Но мгновение, когда он вновь вернулся к жизни, запомнил хорошо: грязный линолеум, ножка табуретки у самой головы, ободранный плинтус слева…