Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Они согласны со свершившимся, хотя и не ожидали третьего хода Мао: но, не их это дело решать за нас. Мы ставим их перед фактом. Свершимся фактом. Я вам советую ехать домой и на время раствориться в массе людей. Надо, чтобы и Цзян вас забыла. Всё, что будет твориться в коридорах товарища Мао, вы будете знать. Пока я вхож в покои Председателя, мы будем знать больше, чем Цзян.

— Хорошо. Спасибо генерал, верный товарищ Чу. Нам ничего не приходится делать, как принять свершившееся к руководству в жизни. На этом, пока и успокоимся.

— Здравия вам и благоразумия, уважаемый Дэн.

— И вам также, уважаемый Чу.

Через два часа генерал был уже на аудиенции у самого, больного, но ещё всемогущего Председателя Мао. Председатель сидел на подушках, как-то, даже, странно и подозрительно поздоровевшим, посвежевшим, бодрым и активным.

— Ну, дорогой мой товарищ, международный хитрюга, проныра и великий обманщик всех разведок мира; что там наш местный, политический авантюрист, капиталист, Дэн делает: не печалится, не плачится, не злится, не бесится, не сокрушается по задуманному, по не свершившимся?

— Товарищ Председатель, — генерал потирал кисти рук, стараясь говорить убедительно и правдиво, — внешне он спокойно и, даже скажу, стоически перенёс удар и политическое неудобство момента.

Мао подленько захихикал.

— Молодец! Как говоришь! Загляденье для политического уха. У него ведь были великие планы. Грандиозные. Есть в нём государственник. Но, нельзя бежать и скакать, кричать впереди начальника. Я ещё далеко не умер. Я сейчас хорошо себя чувствую. Даже такое чувство, что все болезни исчезли. Неужели чужая кровь, чужое горе, хорошо лечит? Так и доктором великим стать можно. Сколько японцы убили наших людей во Вторую Мировую?

— Много.

— Главный контрразведчик, ты должен говорить цифрами. Здесь не грех и завысить цифры.

— Несколько десятков миллионов.

— Правильно. Несколько. Сорок, пятьдесят миллионов. Неважно. Как бы нам красиво шумную, патриотическую кампанию против японцев развернуть?

— Лучше повременить. Не время.

— Почему? Они позволяют американским атомным кораблям заходить в свои порты. А нам это не надо. Прикажи архивистам и историкам всё, по преступлениям японцев, на территории Китая, найти. Всё и вся.

— С этого можно.

Как всегда, скромно согласился генерал.

— Сколько времени для этого надо?

— Год минимум.

— Долго. Прикажи организовать специальные институты по этой теме. Пусть наберут, увеличат штаты способных специалистов столько, сколько необходимо.

— Хорошо.

— Следующее: как Хуа Гофэн себя чувствует на месте премьера.

— Ждёт ваших указаний.

— Каких?

— Кого включить в правительство.

— Пусть сделает списки, обсудим.

— Легко сказать. Без вашего согласия нет смысла списки составлять.

— Пусть думает. Ко мне вход только со списком министров.

— Хорошо. Вашу супругу включать в списки?

Мао удивлённо нахмурился, неопределённо пожал плечами.

— Знаешь, о ней я как-то не подумал. Пусть включит её в общий список резервной группы. А там подумаем. Скоро она придёт ко мне, я спрошу, кого она из своих сторонников хочет видеть в правительстве. Как ты думаешь, будет она искренна?

— За своих она будет бороться. И это, несомненно. Но на какие места в правительстве она метит?

— О-о, силовые структуры все, плюс финансы, иностранка, провинции. Это даёт неограниченную власть.

— Я боюсь вас одного с ней оставлять.

Мао замер. Пристально уставился перед собой.

— Ты думаешь, она посмеет?

— Вы прекрасно знаете, истерики в ней хватает. Сумасбродная. Она не может себя контролировать в спорных вопросах.

— Это верно. А её советники?

— Она их уберёт и всё.

— Сволочильная.

— Да. Но зачем ей личная власть над огромной страной? Примет ли её элита партии? А народ? В нас слишком сильны традиции прошлого, не получится революционно это менять. Не стоит ли кто невидимый для нас за ней?

— Правильно, верный товарищ Чу. И я ей не особенно верю. У тебя есть кого заподозрить?

— Кремль и Штаты.

Мао надолго задумался. Пальцы нервно теребили маленький платочек в руках.

— Сука. Всё ей мало. Но меня другое интересует. С каждым днём меня всё больше и больше заполняют тревожные сомнения. Вроде и понятно, что никуда страна не денется, но вечные мысли бога — а что будет с людьми дальше, настраивают меня на сомнительность ко всему. И ко всему иностранному, новому, неожиданному, подозрительному.