Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

— Если только сам Хуа, что-нибудь, попросит.

— Пусть говорит. Мы готовы его поддержать. Конечно, в рамках разумного. Если ему понадобится информация на кого-нибудь из его противников, скажите мне. Для обоснования своих претензий на место премьера Госсовета мы предоставим ему полноценную информацию по Советам, Японии, Индии, Пакистану.

— Знаю и верю, что министр Общественной безопасности, товарищ Хуа, отблагодарит вас за плодотворное сотрудничество.

— Прекрасно, уважаемый генерал. Вы знаете, как меня найти. Я знаю, как вам позвонить. Прошу вас, не расслабляйтесь. Мадам Цзян обязательно будет следить и за вами, и за Хуа, и за всеми остальными возможными противниками. Я понимаю, что мои слова излишни для вас, просто это я для своего успокоения говорю вам.

— Мне приятно, сэр, что вы посильно участвуете в моей карьерной и жизненной участи.

— Что вы, что вы, генерал, берите пример с монахов: для них нет возраста и невозможного.

— Я всё хорошо понимаю. Цзян Цин будет сокрушена.

— И это главное. Я уезжаю, генерал. Удачи вам.

— И вам, сэр.

Мао слабел.

Не просто слабел. Как сказать. Играючи слабел.

Но, но, но…

Бредни разума, хитрой игры, перемежались со злобой к окружающим. И этим он был очень близок, похож с древним, кровавым объединителем страны, Ши Хуанди.

Но мысль изворотливого интригана работала бешено и ясно. Глаза слезились, искра проницательного разума пробивалась сквозь влагу и искала продолжение во вселенской ауре энергетической жизни.

Мао! Великий Мао неумолимо угасал. Как обидно: достичь всего и теперь постигать смертный одр среди хитрющих холуёв и холуйчиков.

Народ!

Где народ?

Думает ли он сейчас о великом и неповторимом. Единственном. О своём боссе, шефе, патроне. Как в ужасных фантастических романах о кончине света.

Коммунистический узурпатор великой страны стал похож на сельского простолюдина, скорбно сидевшего с лопатой у своей свежевырытой, свежепахнущей могилы.

Тупик.

Моральный и физический, психологический тупик всего. И даже вселенского смысла.

И боль, постоянная боль души и расширяющейся пустоты внутреннего сознания.

Всё великое, личное опустилось до уровня могильного песка. И накрыто широкой, безмолвной лопатой судьбы. Что сказать? Он себе ничего не может успокоительного сказать. А что о нём скажут люди, народ, нация, история? Хотя бы, неплохие писатели. Плохие, хуже врагов. Такие словечки найдут, назло не придумаешь.

Кто он?!

Откуда!?

Выскочка. Гений. Мудрец. Баловень судьбы, или ловкий прохиндей, вовремя уцепившийся за желанный хвост политической удачи.

А дальше, только борьба за своё, занятое в упорной, подлой борьбе с конкурентами, коронное место.

Он победил.

Кроваво, но победил.

Не признавали: теперь признают.

Что ещё надо?

Но яма личного, морального опустошения, расширяется с каждым прожитым в ожидании смерти, днём.

С каждым.

Чего он достиг?

Ничего!

Суета сует.

Кроме тотального национального рабства. Здесь он преуспел: догнал и перегнал рабовладельческий СССР. Ему было проще, у него мононация. У Советов более ста наций и народностей и все желают выйти из состава, узаконенного c надуманной Конституцией лагерного рабства. Как бы оно хитро и завуалировано не называлось.

А сам хотел же, в начале, не этого. Блага хотел для народа, страны, истории. Никто не понимает. У каждого своё видение истории и самого себя в ней. Поэтому и борьба: на выживание, на уничтожение ближайших противников, конкурентов, страстно желающих на пьедестал залезть, хотя бы рядом постоять. Не положено! Сволочи. К общему корыту народа все идите, слабаки! За вас решит другой.

Мао силился яснее видеть находящийся рядом, сливающийся с драпировкой комнаты, силуэт министра Общественной безопасности. Хоть он и сам ставил на этот всесильный пост достаточно ловкого прохиндея, всё же побаивался его скромной таинственности и внутрипартийной популярности.

Мао болезненно думал: он сам предложил Хуа из тени тихо выйти в наследники его идей. И сам же позже, отдельно, предложил Дэну идти на пост генсека. И той же крикливой, фракционной группе из ЦК во главе с его супругой бороться за власть.

Для чего?

Для того, чтобы народ и мировая общественность видели, как трудно Китаю без таких, как Он, Мао. Великих политических и государственных творцов.

Как из тени коридоров и подвалов дворца выходят всякие тёмные силы и бузят народ. Что нужна, обязательно необходима, твёрдая и справедливая рука в управлении большими и великими нациями. Но его идея немножко не так пошла, как он строил всю игру в наследники. Игра превратилась в шумный пир воронов над трупом. Цзян громче всех кричит о его наследии и идеях: но, к этому всему, надо уметь убедительно говорить народу, общественности о будущем, о планах построения великой страны, об улучшении жизни; и не плакатными фразами о любви и народной вере в идеи Мао. Нужно больше практичности, привязка к жизни. Что там ещё? Он и сам не знал, но что-то великое и хорошее делать надо. Но что? Но, кроме хитрой игры в наследника, ничего лучшего придумать не мог. А теперь запутался в своих размышлениях. Дважды махнул рукой министру.