Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

Являет касту вертопрахов -

Ломает жизнь, изводит страхом.

Аминь! Свободных дум скиталец.

Души, сомнений постоялец.

Твой путь лежит не на земле:

Меж звёзд, где мысли без цепей.

Где с гранью грань лучом тугим

Связует небо для любви».

В тёмно-красных покоях старшей супруги великого Председателя, мадам Цзян Цин, разрисованных огромными жёлтыми и зелёными драконами, было всё и страшнее, и неопределённей. Она нервно ходила из угла в угол и метала грозный взгляд безжалостного предводителя на своих, скованных авторитетом жены великого Кормчего, молчащих подельников. В руках у неё был большой белый веер, и она им крутила словно декоративной саблей. Махнула им и глухо заговорила.

— Что-то неопределённо тихо, пугающе, угрожающе для будущего нашей страны, накапливается в мраморных комнатах и огромных залах партийного ЦК. Никто из народа не проявляет соболезнующего интереса к драгоценному здоровью моего мужа. Что это? Молчаливая оппозиция? Тихий саботаж? Подковёрный бунт неопределившихся? Колыхающаяся, грозная тень начинающего восстания? Бесшумный ропот народной оппозиции? Предгрозовая разминка? Чёрное око страшного Урагана? Где народ? В домах? Почему не на улицах? Где флаги? Где всенародная преданность делу Председателя? Где? Где наши идеологи? Где радио? Почему все молчат? Где телевидение? Почему только хмурые сыщики и тупая армия в работе? Где преданные учащиеся? Студенты? Где ликование? Где расширяющийся шум и растущий гром нашей великой страны? Почему история не продолжается? Почему история затихла? Этот год не должен быть годом великой скорби. Он должен быть годом новых свершений и новых побед на пути строительства коммунизма в нашей великой стране. Уважаемый, Чжан, почему ты молчишь? — Она резко махнула краем алого халата. — Где твоё мудрое продолжение радикальных победных идей нашей великой партии?

— Ждём ваших мудрых указаний, уважаемая предводительница.

— Я что, одна должна всё время думать? Где именно ваши мудрые, премудрые предложения? Есть ли у нас сегодня враги, противники, претенденты на власть, на место Председателя? Почему всё так подозрительно и устрашающе тихо? Завтра же вывести на улицы и площади студентов, народ, с флагами, цитатниками. Все должны дружно плакать и громко поздравлять моего великого мужа, его передовые идеи. Его непревзойдённая, указующая цель и вечная, непрестанная, горячая любовь к народу Китая. Во всех крупных и малых городах, в деревнях и провинциях. Уважаемый, Яо, кто сейчас нас поддерживает? Что усиленно разрабатывает твой многочисленный пропагандистский аппарат? Кто наш первый надёжный союзник?

Яо медленно, с почтением поклонился, и ещё медленнее, со степенной хрипотцой, отвечал.

— Пока ваш супруг жив, да продлит Бог его счастливые и непревзойдённые годы ещё на десять тысяч лет, все поддерживают только его. Поэтому все и молчат.

— Чушь! Смрадная чушь! Хитришь, мудрый Яо. Все думают только о завтрашнем дне. Все. Поголовно. От малолеток до стариков. Они все должны быть с нами. Кто сейчас может составить нам конкуренцию?

— Как и что определить, когда все поголовно молчат? Молчат, как в армейском строю, как в сыром карцере. Глаза у всех хитрые и молчащие. У всех одновременно пропали голос, речь. Слов не помнят. Где собственная честь? Где собственная гордость?

— Скажи мне, мудрый, государственный ведун, с кем наша страшная служба «Общественной безопасности»?

— С вашим супругом, уважаемая. Министр «Общественной Безопасности», Хуа Гофэн, каждый день посещает покои вашего супруга. Генерал Чу, там же близкий друг вашего мужа: с кем ему ещё надо быть?

— Правильно. Значит, они должны быть и с нами.

— Несомненно. Но, ранее кончины супруга, они будут молчать, как зимние раки в глубоких корягах.

— Значит, и министр обороны будет молчать.

— Так точно, уважаемая предводительница. И весь генштаб. И министр внутренних дел. И министр иностранных дел.

— Ван Хунвэнь?

— Не он ли, организатор хунвейбинов, народного ополчения?

Он и заместитель Председателя. С кем ему быть?

— С моим мужем и с нами.

— Поговорите с ним. Нас он слушать не будет.

— Верно. А если нам понадобится кого-нибудь арестовать?

— Поговорите с ним: и все министры будут с нами. Но не ранее, кончины Председателя. Иначе нас просто всенародно четвертуют.

— Ты пугаешь меня. Сколько у нас наших людей в ЦК?

— Не больше четверти.

— Этого мало.