Раздались приближающиеся шаги. Фанерная дверь выгнулась под чудовищным ударом обрушившегося на нее кулака.
– Выходи, – сказал Хват, не повышая голоса.
– Оставь меня в покое! – завопил Антоненко. – Убирайся, пока мои парни не вернулись и не покрошили тебя на салат.
– Твои парни небось уже к Москве подбегают, – усмехнулся Хват. – Ну? Сам выйдешь или придется тебя вытаскивать?
Решившему отмалчиваться Антоненко показалось, что в дверь врезался локомотив. Грюк! Мощный удар пробил фанеру насквозь, и в каморку влетела пятерня Хвата, стиснутая в кулак. В следующее мгновение она разжалась и, словно стальная пружина, метнулось в сторону Антоненко, ухватив его за шевелюру.
– Нет! – крикнул он, врезавшись лицом в проломленную дверь. – Нет! Нет!
– Да, – сказал Хват. – Или ты откроешь дверь, или разнесешь ее в щепы собственной упрямой башкой.
«А ведь запросто», – понял Антоненко. Слизывая кровь, бегущую из рассеченной брови, он открыл засов и вышел наружу.
* * *
– Пойдем? – сказал Хват.
– Ты кто? – спросил Антоненко, взявшись отряхивать брюки.
– Это важно?
– Должен же я как-то к тебе обращаться.
– Совсем не обязательно. Впрочем, меня действительно зовут Михаилом. Михаил Хват. Еще вопросы будут?
– Подходящая кличка, – буркнул Антоненко, продолжая водить ладонью по штанинам.
– Какая есть, – сказал Хват. – Хватит тянуть резину. Пойдем отсюда. Здесь воняет. И не только тобой.
– Куда ты меня собираешься вести? – спросил Антоненко, не спеша разгибать спину.
Он смотрел на пол. Там, за ногами противника, появилась тень: человеческий силуэт, застывший у входа. Тень медленно ползла по кафельному полу, бесшумная и густая. Хват, стоящий спиной к двери, ее не видел.
– На кудыкину гору, – сказал он.
Глупая шутка. И сам этот Хват – идиот, хотя отлично владеет оружием. Но пистолет торчит у него за поясом: мешал вытаскивать Антоненко из кабинки. А без пистолета ему против двоих не устоять. Вот и все. Осталась самая малость.
– Как скажешь, – вздохнул Антоненко, притворяясь, что намеревается распрямиться.
Подкравшийся к Хвату человек замахнулся. В согнутом положении было невозможно понять, кто это такой и чем вооружен. Антоненко видел лишь пару зеленоватых от травы кроссовок да тень некого длинного тонкого предмета, занесенного над головой Хвата.
Хрясь! – под одной из кроссовок вошедшего раскрошился камушек или кусок осыпавшейся штукатурки. Как будто выстрел из стартового пистолета прозвучал в тишине. И моментально все пришло в движение.
Антоненко, схвативший Хвата за лодыжки, чтобы опрокинуть его навзничь, получил локтем по затылку и впечатался в пол лицом. Остальное происходило без его непосредственного участия. Если у Антоненко имелся хотя бы малейший повод чему-то радоваться, то это была короткая отключка, избавившая его от необходимости действовать.
Нанеся удар локтем, Хват не стал разгибаться или оборачиваться, а крутнулся на месте волчком, смещаясь вправо. Нападающий, нанесший сокрушительный удар в противоположном направлении, охнул от разочарования и натуги. Орудовал он тяжелым багром, сорванным с пожарного щита. Проткнуть человека этой штуковиной было проблематично, поэтому парень действовал ею как дубиной, развернув стальным крюком вниз. Он все рассчитал, выверил каждое движение, пока примеривался, стоя у Хвата за спиной. Не учел только одного. Что некоторые люди способны перемещаться в пространстве значительно быстрее всех прочих и что реакция их непредсказуема, словно бросок змеи.
Наконечник багра врезался в стену, расколов кафельную плитку. В стороны полетели осколки, но пола достигли не все, потому что один – самый крупный и острый – чудесным образом очутился в руке Хвата. Этот скошенный треугольник, напоминающий очертаниями акулий зуб, был стиснут между указательным и безымянным пальцами, а потом…
«Исчез?» – тупо предположил боец по фамилии Недосеков. Во время перестрелки он был занят мытьем сортира, поэтому не утратил мужества, чувства долга и стремления проявить себя героем. Зато теперь он утратил жизнь. Осколок кафеля торчал уже не между пальцами Хвата, а в горле Недосекова, там, где над воротом форменной рубахи вздрагивала и билась под кожей вспоротая вена. С ней происходило примерно то же самое, что происходит с узким шлангом, сквозь который бьет мощная струя воды. Но из шеи хлестала не вода. Кровь. Горячая, словно кипяток, как машинально отметил про себя Недосеков.
Читать дальше