Вячеслав Денисов - Хроника двойного контракта

— Вам известно имя — Зигфрид Шальке?

Шкурко на мгновение растерялась и ответила:

— Да… Саша познакомил меня с ним, когда он работал в дипломатическом корпусе в Германии.

— Кто работал? Саша или Шальке? — съязвил я.

— Саша, естественно. Шальке — художник.

— Ваш муж у него покупал картины?

Любовь Витальевна замялась.

— Не стесняйтесь, — посоветовал я, — вы наняли меня. Поэтому — я «ваш», не так ли?

— Да, Саша покупал у него. Но при чем здесь Зигфрид? Мы говорим не о нем.

— Сейчас поймете. А теперь я попробую угадать. Картины отправлялись в Россию дипломатической почтой?

— Да, Саша говорил, что вывозить из Германии картины — это такое же преступление, как и в России. Дипломатическая почта неприкосновенна…

— У него был свой человек в консульстве?

— Был.

— Хорошо. Как вы считаете, ваш муж нарушал таким образом закон?

Шкурко заметно занервничала. Если хочешь что-то узнать о муже — скажи о нем что-нибудь уничижительное в присутствии жены. Защищая его, она всегда перешагнет грань разумного.

— А по-вашему, есть дипломаты, которые не стараются обеспечить свое будущее? Саша вкладывал все средства в картины. Зигфрид ему в этом помогал. Но это не значит, что он совершал преступления.

— Кто? — опять уточнил я. — Саша или Зигфрид?

— Да никто! К чему этот вопрос? К чему все вопросы? Да, Саша отправлял картины почтой, но иначе вывезти картины было бы невозможно.

Я передумал. Что-то подсказывало мне, что начатый мною разговор не стоит продолжать. Во всяком случае, сейчас. Проведя рукой по полотну Фридриха, я повернулся к Шкурко.

— Вернемся к нашему разговору. Вы хотите нанять меня на работу. Я согласен. Но в том случае, если вы не попросите меня найти живую воду. Уж простите, Любовь Витальевна, такие слова… Частному детективу не приходится быть сентиментальным.

— Но уважение к смерти иметь нужно, не так ли?

— Вы о муже?

— О нем.

Ей не хотелось говорить о Зигфриде Шальке, а мне — о ее муже.

— Итак, в чем заключается моя работа?

Пока я наливал остывший кофе в наши чашки, Шкурко открыла дверцу стенки изумительной работы, от которой я тоже бы не отказался, имея такую квартиру, и достала большую шкатулку. О, чудо!.. Из шкатулки появилась тонкая упаковка пятидесятидолларовых купюр и замерла прямо около меня.

— Это вам за ту работу…

Я поднял со столика тысячу долларов, с разочарованием чувствуя, как перед глазами появляется положение из моего «Устава» — не брать незаработанных денег. В моем кармане в данный момент лежала смятая купюра в десять рублей. Последняя. Не обращая внимание на то, как президент Грант подмигивает мне и беззвучно шепчет: «Тэйк ми, тэйк ми, фул!» — Я надавил на его бороду пальцем и пододвинул банкноты к Шкурко.

— Я не возьму.

Она с легким удивлением бросила на меня взгляд и снова занялась своей шкатулкой.

— Почему?

— Я не выполнил работы.

— Но ты и не мог ее выполнить… — Она вытащила руку из шкатулки, и мне показалось, что у меня двоится, или даже троится в глазах. Десятка в кармане от стыда сморщилась, как не по размеру подобранный фиговый листок. На столе, как наваждение, возникла новая стопка валюты. — Я хочу, чтобы ты нашел убийцу моего мужа…

— Давайте деньги — он сидит в машине перед вашим домом! — Я усмехнулся, подумав о том, что женщина, наверное, просто сошла с ума.

— Не перебивай. Я хочу, чтобы ты нашел убийцу моего мужа. Если ты его найдешь, то ответить на мой вопрос — за что? — тебе будет легко. Здесь — десять тысяч. Можешь взять эту тысячу как аванс.

Я задумался. С одной стороны, стать обладателем десяти тысяч — дело хорошее. С другой — усугублять свое и без того сложное положение в расцвете жизненных сил не хотелось. Я встал и подошел к окну. Партия покера в «Тойоте» продолжалась.

Поняв, что сдвинуть машину с места одним взглядом не удастся, я вернулся к столу. Как бы невзначай поинтересовался, прикуривая сигарету:

— Как дела в клубе?

Шкурко подошла к стенке, поставила шкатулку, села на пуфик и только потом ответила:

— В футболе я понимаю столько же, как и в живописи.

— Почему же стали президентом клуба?

— Я не стала. Меня «стали».

— Даже так? А почему, например, меня не «стали»?

— У тебя нет жены-депутата.

— То есть теперь у вас не осталось шансов руководить клубом? Извините, может, это опять цинично, но теперь вы не являетесь женой депутата…

Шкурко явно что-то недоговаривала, а меня это не устраивало.