Сергей Зверев - Знайте русских!

Григорий до звона в ушах вслушивался в ночь, но, кроме голосов птиц и зверей, вокруг была полная тишина. Так прошло добрых минут двадцать, и в голову Курочкина полезли самые разные, путаные мысли.

А что, если старший сержант не такой уж неуязвимый? Что, если его схватили и сейчас допрашивают? Он ведь может под пытками выдать местонахождение Курочкина и плавающего транспортера, а тогда пираты окружат его и убьют… А что, если товарища старшего сержанта уже убили и сейчас бандиты методично и тихо вырезают деревню контрабандистов? Что тогда он, Григорий Сигизмундович Курочкин, будет делать один, посреди враждебных джунглей?

На секунду у Гриши возникло непреодолимое желание добраться до одного из пиратских катеров и, захватив с собой пулемет, дать деру куда глаза глядят.

План казался заманчивым. Нужно было только незаметно пройти по берегу метров двести-триста, продырявить очередью днище одного из катеров, выведя его из строя, а на втором умчаться куда подальше. И лишь неимоверным усилием воли Курочкин отогнал прочь предательские мысли и только крепче впился в пулеметную гашетку мокрыми от пота пальцами.

Несколько коротких очередей, которые одновременно прозвучали со стороны поселка, заставили Курочкина вздрогнуть от неожиданности. В джунглях поднялся небывалый звериный визг, а в стороне поселка Григорий ясно различил несколько взлетевших в небо трассирующих пуль. Через несколько секунд к автоматному хору присоединился еще с добрый десяток голосов. С каждым мгновением набирая мощь, стрельба превращалась в настоящее сражение…

К поселку контрабандистов Максаков пробирался с предельной осторожностью. Во-первых, неизвестно, какой дорогой пошли пираты, пробираясь в том же направлении. А во-вторых, Пантелей не знал, где находятся дозоры контрабандистов. А поскольку без проводника возвращаться в поселок морпехи не собирались, то не знал Максаков и условных слов-паролей. А без этого его могли изрешетить и те, и другие, попадись только он кому-нибудь на глаза.

На счастье Пантелея, до деревни он добрался быстро и без ненужных встреч. Теперь нужно было так же бесшумно и незаметно проникнуть в хижину местного пахана. Даже случайная встреча с аборигенами тоже не входила в планы старшего сержанта. Мало ли какие мысли залезут в эти черномазые головы? Чего это под прикрытием ночи по их поселку крадется русский с оружием наперевес? Могут закричать, а то и вовсе стрельнуть, а действовать надо было тихо.

Добраться до хижины главного контрабандиста опытному морскому пехотинцу оказалось не трудно. Единственное, чего опасался Максаков, так это того, что болтающиеся по поселку собаки могли поднять переполох. Однако то ли русский дух подействовал на животных, то ли псы, как обычно, были заняты поисками пищи, но и эта преграда далась Пантелею без усилий.

Теперь оставался только маячивший у хижины Агадубебе телохранитель. Впрочем, никакого особого рвения по охране своего патрона охранник не проявлял, а просто сидел на ступеньках хибары и слушал транзисторный японский приемник, отстукивая в такт джазовой композиции.

Коротким ударом Максаков свалил стражника на пол.

– Извини, браток, – тихо прошептал Пантелей, схватил поверженного телохранителя под мышки и заволок его в дом. Подойдя к мирно спящему пахану, старший сержант присел подле него на корточки, прикрыл ладошкой рот и несильно толкнул его в плечо.

Старый контрабандист моментально открыл глаза и попытался было вскочить, но Максаков с силой придавил его голову с зажатым ртом к подушке, а указательный палец другой руки прижал к своим губам, красноречиво давая понять, что кричать и звать на помощь не стоит.

– Пиратес, – тихо прошептал Пантелей. – Здесь ист пиратес, – повторил старший сержант, но испуганный взгляд старика явственно намекал на то, что русского морского пехотинца тот не понимает. Максаков пошарил глазами вокруг, достал из неподалеку лежащего блокнота авторучку и на тыльной стороне ладони, которой зажимал пленнику рот, нарисовал выразительный череп с двумя перекрещенными куриными косточками под ним. Затем он отнял ладонь и показал рисунок главарю контрабандистов, жестом показывая на выход из хижины. – Пиратес, – пояснил Пантелей свой рисунок.

Видимо, язык рисунков сомалийский пахан понимал не хуже русских. Он молча кивнул и уставился на Пантелея, требуя разъяснений. Затем перевел взгляд на оглушенного своего телохранителя, который валялся на грязном полу хибары.