Сергей Зверев - Таежный спрут

– Ну-ну, – сказал Туманов. – Продолжай, полюбуемся.

Молодой рыжий детина – с уродливыми асимметричными чертами лица – в отчаянии откинул голову.

– Вставай, жертва инцеста, – сухо скомандовал Туманов. – Да поэнергичнее. Некогда мне тут.

Рыжий, сжавшись, встал на ноги. Закрыл лицо руками.

– Не убивай…

– А ты ручонки-то убери, – зло усмехнулся Туманов. – В глаза твои бесстыжие посмотреть хочу.

Поднял автомат, развернул задней частью и врезал плашмя по виску. Злой он какой-то стал. Без вмятины в голове уже не можем.

Цейтнот не за горами. Напротив «зеленка», в ней лежит «паралитик» с разбитой коленкой. Узреет новую возню – потянется к автомату. А пересилит боль – дотянется. Попасть не попадет, но шума наделает.

Туманов взметнулся на «бастион» (окаянное слово…), просемафорил Алисе. Пока она бежала через пустошь, пополнил запасы боеприпасов, замки ненужных ему автоматов разбил о камни, и когда Алиса слетела с обрыва, был практически готов к дальнейшим действиям. Даже подпоясан.

– Туманов, ну чего ты возишься! – возопила девчонка. – Я обуглилась от страха, ты это понимаешь?

– Не ори, – оборвал он. – Я это понимаю. Ну, копуша я, прости, давно пора привыкнуть… Беги туда, – он выстрелил пальцем в «туканью» скалу, где еще недавно прохлаждался наблюдатель.

Напоследок просканировал обстановку. «Зеленка» молчала, двое в художественных позах крепко спали. На горизонте синел кряж, как бы плыл по волнам белоснежно-ватной облачности. Тайга, камни, золотистые осыпи, «Лазурь да глина, глина да лазурь…».

Ударным марш-броском они одолели километр на восток, а на втором навалилась усталость. Не имел он права насиловать детский организм. Даже с прагматической точки зрения – упади Алиса, придется ее откачивать, тащить, ставить примочки и рассказывать байки. А он не добрый Санта-Клаус. У него никогда не было детей – откуда ему знать, как их… эксплуатировать?

Они сбавили ход. А затем и вовсе остановились, когда лес внезапно оборвался и дорогу перебежал широкий овраг с крутыми ярами. По дну бежала змейка ручейка.

Не так уж высоко прыгать – метров двенадцать. Одинаково приятно, где передвигаться – по краю оврага или понизу. По дну даже незаметней. Он нашел относительно безопасное для спуска место. Здесь когда-то рухнул обрыв – часть берега казалась откушенной.

– Поехали с горки, Алиса, – сказал Туманов. – Но учти, никаких тебе купаний. Первым делом самолеты.

Девочка вяло кивнула. Он вздохнул, закинул автомат за спину, решительно посадил Алису к себе на колени, как на санки, и съехал с обрыва…

Когда она уснула, он нес ее на руках. Она стонала во сне, норовила засадить ему пяткой. Туманов двигался из последних сил, соленый пот разъедал глаза, болели отбитые ребра, терзал голод, двоилась тропа перед глазами…

Руки ослабли окончательно. Он опустил Алису на землю, благо овраг пошел на расширение, по берегам ручейка появились елочки и, как следствие, толстый слой моха. Туманов упал без сил, начав неудержимо проваливаться в сон. Вопрос: что важнее – самолеты или девушки – потерял актуальность. Последнее зафиксированное им событие – вытянутая собственная рука и нерезкий циферблат: шестнадцать ноль-девять. От момента прощания с Сергеичем прошло три часа с хвостиком. А ощущение – будто жизнь пролетела…

Он подпрыгнул ровно в шесть. Гимн играет, ночь проспали! Стал озираться – да нет, все в порядке. Солнышко на западе, журчал ручеек, чирикали птицы, похожие на свиристелей, хариусы резвились в воде… Если снова не умыкнули сутки, он контролирует ситуацию. Туманов растолкал Алису и погнал ее, вялую, стонущую, вниз по ручью.

Спустя полчаса они вышли на край плато. Территория, по которой они бежали, была гигантской возвышенностью, важно висящей над буйством равнинной тайги. Ручеек обрывался и с веселым журчанием падал в пропасть. Куда именно – не позволяли разглядеть растущие на склоне ели. Наскоро напившись, они пустились на поиски подходящей для спуска тропы. Единственная таковая – сверху донизу усеянная валунами – нашлась справа от ручья, метрах в сорока за лощинкой. Спустились быстро – и вновь очутились среди многообразия камней – гладких, до блеска промытых. Серые, бурые, под «металлик» – рассыпанные под обрывом и окаймляющие замысловатой ленточкой звенящий ручеек, вымываемый из темно-синей чаши, в которую он, искрящийся, падал с горы – они образовывали в этом месте свой собственный закуток природы, каменное урочище, живущее по собственным, не вполне таежным законам. Сплошная синь да камни, все цвета, размеры – от мощных мегалитических изваяний до бледной, чернопрожилочной гальки, устилающей дно ручья и покатые бережки. Живописнее местечко трудно найти. И Алиса, как его увидала, расслабилась, заулыбалась и заявила с детской непосредственностью: