Сергей Зверев - Таежный спрут

– Что это? – пробормотала Алиса испуганным голосом.

– Неясыть… Пернатая кошка, – блеснул Туманов знанием в орнитологии.

Ее ручонка сделалась влажной.

– Почему кошка?

– Сова. Называют ее так, потому что на кошку похожа…

В принципе, в этих краях должны водиться медведи, волки, гадюки. Медведь, как правило, в своем уме на человека не бросается, но с двумя последними как-то сложнее.

– Пойдем, – Туманов потянул Алису к темнеющим за деревьями глыбам.

Там они и провели первую ночь. Между камнями нашлось углубление, похожее на ледник для хранения соленостей, куда он и натаскал хвойных веток, соорудив таким образом теплую и мягкую детскую постель. Сверху бросил мешковину.

– Ложись, Алиса. И давай без дураков – сразу спать. А то замерзнешь.

Себе тоже свил гнездо, сухое и комфортное. Долго сидел на земле, слушая, как девочка елозит и всхлипывает. А когда угомонилась и стала ритмично посапывать, улегся сам, свернувшись спиралью. Так было теплее.

Ему приснилась женщина в сером. Она стояла на опушке леса и молча смотрела, как он разворачивает машину. А он крутил баранку, но машина не слушалась и раз за разом возвращалась в исходное положение, из которого женщина просматривалась как на ладони. Она была одета в джинсовый костюм, коротко стрижена, но лица у нее не было! Вместо него было белое пятно – от уха до уха и от шеи до челки. Загадочное пустое место – рыхлое полупрозрачное облако. Откуда тогда он узнал, что она смотрит?.. Безусловно, женщина таила в себе страшную тайну. Ему хотелось ее раскрыть. Он пытался остановить машину, но та не слушалась, тогда он распахнул дверцу и выпал на ходу… Вскочил, бросился бежать, но бежал не по дороге, а по эскалатору, который ехал ему навстречу. И чем быстрее он бежал, тем быстрее ехал эскалатор. Он терял терпение, раздражался, а женщина стояла и смотрела, хотя у нее не было ни лица, ни глаз, а было лишь белое пятно…

Туманов проснулся в сильном волнении. Попытался ухватить остаток сна, как царевич жар-птицу за хвост, но хвост исчез и осталась муть в голове.

Было семь утра. Лес просыпался. Птички еще не пели, комары не кушали, но с востока, из-за гребня скалы, уже продирались солнечные лучи, предъявляя права на новый день. Холода он не испытывал. От ночи остался легкий озноб, в целом безвредный – исходил не из нутра.

– Алиса, просыпайся, – Туманов потряс девочку. Она открыла глазки, посмотрела на него испуганно. Потом с грустным видом вздохнула – словно что-то вспомнила, зарылась лицом в мешковину и опять отключилась.

– Алиса, просыпайся, – повторил он, – уже семь часов.

Она повернулась к нему, открыла один глаз.

– Туманов, ну куда в такую срань?

– Где тебя учили ругаться? В школе? – поинтересовался он строго.

Девочка приоткрыла второй глаз.

– А как ты догадался, Туманов? Правильно, в школе. У нас передовая школа. Слушай, я посплю, да?

– Ладно, спи, – согласился он. – А я пока поем.

Алиса вздохнула, уселась по-турецки на мешковину (из разорванных джинсов вылезла коленка) и стала чесаться обеими руками. Туманов улыбнулся. Так чешется котенок после пробуждения. Прочесавшись, Алиса с подозрением обнюхала свои отдавленные клочковатые косы.

– У тебя расческа есть?

Расческа, как компонент перочинного ножа, осталась в рюкзачке, рюкзачок остался в «уазике», а «уазик» остался в Услачах.

– Нет, – покачал он головой.

– Так придумай что-нибудь.

– Например? – озадачился он.

– Нет, Туманов, – вынесла вердикт Алиса, – ты не спец по женской линии. Вот если бы ты хоть на минуточку представил, каково женщине без элементарных, казалось бы…

– Послушай, женщина! – не вытерпел Туманов. – Вот если б я был султан или хотя бы Хоттабыч, я бы, конечно, что-нибудь придумал, но…

– Если б ты был султан, я была бы гейшей, – перебила девчонка. – Ладно. Я поняла. Что на завтрак?

– Ну и язва же ты, – он покачал головой. – На, грызи.

Туманов выложил на лапник фляжку с кристально чистой водой и шоколад с галетами. Подумав, убрал одну шоколадину. Дорога дальняя. Алиса потешно почесала носик.

– Это что?

– Это «все лучшее детям», – осторожно пояснил он. – Отличный вкус, отличное начало… – И вдруг обозлился: – Знаешь что, крошка? Вот тебе пять минут, – он демонстративно сунул ей под нос циферблат, – быстро жуй и раскрывай все, что с тобой приключилось. Мне нужно знать… Нет, ты сначала жуй!..

Больно видеть глаза ребенка, заново переживающего трагедию. Но Туманов хотел все знать. А ей нужно было выговориться, чтобы не носить в себе этот груз. Она сразу заподозрила, что Туманов привез их не по тому адресу. Где озеро? При чем здесь неопрятное, неухоженное здание, в котором наверняка никто не живет? Но ей особой разницы не было. Подгулявшей компании, покуда она не протрезвела – тоже. Алиса увидела, какая внизу красота, и сказала: «Вы посмотрите, пьяницы, какая красота!» – «Шарман! – воскликнул Раневич. – Сущий Национальный парк в Сан-Диего! Это дело надо обмыть!» По понятным причинам никто не возразил. Компания дружно спустилась вниз к ручью и продолжила начатое в пути застолье. Когда люди в камуфляже и с автоматами наперевес окружили бурно гудящих отпускников, те уже были достаточно кривы, чтобы адекватно въезжать в ситуацию. Сынулин возорал, что они не имеют права, что они достаточно представительные люди, чтобы рассчитывать на иной подход, и если всякая шелупонь будет совать свое нечистое рыло… Всех шестерых, включая Алису, быстренько положили на землю, допросили с пристрастием. Пока старший болтал по рации и сыпал незнакомыми терминами, произошла заварушка. Пьяный в дубину Русаков, посчитав, что по хрен мороз, поднял мятеж. Со слов Алисы, он никогда не отличался трусливостью. Находясь в трезвом состоянии, решения принимал твердые и взвешенные, но в пьяном виде его кусала муха. Он попытался вырвать у ближайшего громилы автомат, но это было бесполезно. Его расстреляли в упор, всадив в живот несколько очередей. Алиса ревела благим матом, визжали блондинка с брюнеткой, но больше всех умоляли не убивать Сынулин с Раневичем. А всех их пытался переорать старший группы, крича в рацию, что теперь он «этих придурков» отпустить не может однозначно. А отправлять их в «зону карантина» (Алиса настаивала именно на этом термине) просто глупо. В связи с приездом «хозяина» в зоне профилактический режим, и его не поймут. По-видимому, принятое на том конце эфира решение его вполне удовлетворило: иссеченое шрамами бородатое лицо озарила недобрая улыбка. Он подал знак. Раневича и Сынулина застрелили первыми – они даже не успели опротестовать невыгодное для себя решение. Потом кто-то крикнул, что с бабенками не худо бы «пролонгировать» и использовать их по прямому назначению (особенно «вон ту маленькую и такую – ух! – аппетитную»). Но старшой, подумав, пошел против мнения коллектива и принял авторитарное решение: никакого секса. И самолично пристрелил из пистолета вопящих Надю с Галиной. Толпа недовольно заурчала. Пользуясь случаем, ополоумевшая от ужаса Алиса укусила за руку какого-то хмыря, держащего ее за волосы, и бросилась бежать, петляя между камнями. Она отлично бегала – лучше всех в школе сдавала стометровку. Те, кто бросился следом, были ей не конкуренты. Пули пролетали мимо. Когда камни переросли в беспорядочные груды, а полоса между ними и ручьем стала условной, она побежала прямо по ручью и бежала до тех пор, пока не вылетела за первую излучину. Здесь Алиса бросилась налево, перемахнула через камни и полезла на склон ущелья. Докарабкалась до леса, а там уйти от погони было делом техники. До вечера она шаталась по лесу, боясь уходить далеко от ущелья (какой-никакой, а ориентир), сидела на пеньке – горько плакала, опять шаталась. Вечером, когда жажда стала нестерпимой, спустилась вниз и пошла на север вдоль ручья, рассудив по-взрослому, что раз их привезли на неправильную базу, значит, где-то должна быть правильная, на которой живут нормальные люди. Пока она шла, ущелье сохраняло прежний вид. Но в одном месте, где лес прерывался, а воцарялись голые скалы, она обнаружила перпендикулярный ущелью, как бы пробитый в склоне, каньон, из которого вытекал еще один ручей, пошире первого. Сливаясь в один поток, эти два ручья образовывали речку, продолжающую течь на север. Минутах в пяти ходьбы от места слияния она набрела на незапертую избушку (к пустой избе замка не надо), в которой, судя по «интерьеру», время от времени появлялся пьющий рыбак. У воды валялся полуистлевший бредень, на крыльце было много рыбной чешуи, а в самом доме она нашла рыбачьи ботфорты с дырявыми голенищами и пустые бутылки без знаков различия. В единственной, воняющей портянками комнате ей удалось обнаружить за ветхим топчаном подпол. Спустившись в него, Алиса и провела в этом убежище ночь…