Олег Приходько - Запретная зона

Патологоанатом Горохов любил жизнь.

Общительный и веселый человек, он во всем находил удовольствие. «Ну, что, лапушка, — обращался он к очередному «пациенту», входя в прозекторскую и дожевывая бутерброд, — давай-ка заглянем, что у тебя там внутри, отчего это ты решил сыграть в ящичек в расцвете лет…» Работал он споро, «пациенты» в его шкафы не попадали. В морозильных шкафах морга, возглавляемого Александром Сергеевичем, кооператоры хранили бананы. По взаимной договоренности, разумеется. «Надо шагать в ногу со временем, — говаривал он. — Рынок так рынок. В любой профессии всегда есть место предприимчивости».

Горохов любил женщин. К вскрытию их относился с особым вниманием. «Не печалься, лапушка, — бормотал он, распиливая грудную клетку попавшей на его стол представительницы слабого пола. — Ты и теперь живее всех живых». Над рабочим столом у него висела картина В. А. Серова «Девушка, освещенная солнцем», якобы подаренная ему внучкой художника в благодарность за удачное вскрытие. (Горохов с пеной у рта утверждал, что это подлинник, тогда как в Третьяковке — жалкая подделка.) На кофточке девушки, освещенной солнцем, губной помадой было написано: «Nill permanet sub sole» [3] «Ничто не вечно под солнцем» (лат.) .

Гордившийся своим именем-отчеством, Александр Сергеевич любил, сидя над томиком знаменитого тезки, размышлять о причине летального исхода старой графини в «Пиковой даме» или царицы в «Сказке о мертвой царевне». Что означает это «восхищенья не снесла и к обедне умерла»? Юмор и артистизм делали Горохова желанным в любой компании, и даже те, кто знал о его мрачной профессии, забывали об этом через пять минут общения.

Женька застал его в кабинете. Завморгом писал заключение, время от времени любуясь осенью за окном и кусая кончик авторучки, будто сочинял стихи.

— Привет, Сергеич!

— Ба-а, какие люди — и без охраны! — воскликнул Горохов. — Проходи, лапушка, ситдаун, плиз.

— Ехал мимо, дай, думаю, загляну.

— Я так и понял.

Женька достал из-за пазухи бутылку армянского коньяку, зная слабость приятеля к этому напитку.

— У-у, дело принимает сорок серьезных оборотов. — Горохов пробежал глазами по этикетке, — пойду в залу за закуской.

Он исчез за дверью и через минуту вернулся с гроздью бананов.

— Извини, Сергеич, — выставил ладони Женька, — предубеждение. Ну нет у меня иммунитета к трупному яду — и все тут!

— Не болтай, — Горохов профессионально, на слух, плеснул в стаканчик шоколадного цвета жидкость. — Такого иммунитета ни у кого нет и быть не может, а я, как видишь, жив-здоров, чего и тебе желаю. — Он выпил, очистил банан, смачно откусил половину. — В тот шкаф, где они у меня хранятся, еще не ступала нога человека, — заверил он.

— Все равно не буду, — пригубив коньяк, Женька отодвинул стакан. — Я на машине, Сергеич, извини.

За окном послышался звук мотора, во двор въехала «труповозка», стала подавать задом к двери.

— Работу подвезли, — зевнул Горохов, выглянув в окно. — Давай загадку.

Женька покачал головой, оценив прозорливость приятеля.

— Ладно. Отчего помер Акакий Башмачкин?

— От обиды, без вскрытия ясно.

— Предположим. Обиделся, схлопотал инфаркт. Тело его обнаружили через три часа. Еще через два привезли к тебе.

Итого — пять. В каком случае ты напишешь в заключении, что его сердце перестало биться неделю назад?

Горохов удивленно повел бровями, закатил глаза, тряхнул головой.

— А ну, повтори, — переспросил он.

— Я старушку шестидесяти двух лет за руку держал, когда она еще не остыла. А назавтра в газете прочитал, что ее нашли в глубокой стадии разложения. Короче, рубрика «Что бы это значило?», Сергеич.

Горохов почесал в затылке, выпил Женькин коньяк, доел банан.

— Н-да, — сказал он через минуту. — Наводящий вопрос можно?

— Можно. Положим, у нее был сахарный диабет…

Патологоанатом снова задумался. Он был профессионалом высокого класса, при кажущейся простоте знал английский, латынь, немецкий, читал в подлинниках специальную литературу и не любил попадать впросак. К тому же понимал, что если Женька приехал, значит, кровь из носу — ему нужно помочь.

— Давно?

— Спалили уже.

Горохов посвистел, закурил.

— При диабете тело действительно разлагается быстро. Но не настолько. В общем, есть один вариант. В аглицком журнальчике вычитал, хотя самому с таким чудом сталкиваться не доводилось. Ввели клостридиум в вену.

— Что, что?

— Клостридиум волчий. Неделя — это еще по-божески. Когда обнаруживают такой труп, он выглядит так, будто человек умер несколько недель назад. От процентного содержания в растворе и от дозы зависит. Но если это так, считай, что ты влез в говно: рядовые «углы» таким зельем не располагают.