При дневном свете сомнения, мучавшие Мельника ночью, развеялись и он пребывал в бодром, если не сказать веселом, настроении. Обмениваясь остротами, он проводил Ситника, который сегодня заступал дежурным, и отнес Хрусталеву отчет.
– Присаживайся, – сказал Хрусталев.
Мельник сел на стул. Кабинет командира отряда специального назначения поражал своей спартанской обстановкой. Управление скромно ютилось в особняке царского стеклопромышленника Нечаева-Мальцева, и голые стены, отделанные позолотой, украшала машинописная опись имущества в рамочке. На столе стоял телефон внутренней связи, радиотелефон "Кортлес" и факс. Рядом валялась одноразовая шариковая ручка из ларька. Железный шкаф, заменявший сейф, притулился в углу, а между ним и столом втиснулся стул, на котором сидел Мельник.
– Пил вчера? – спросил прямолинейный Хрусталев.
– Нет, – ответил Мельник.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, нечего было. Я спать лег.
– Это твое первое… дело?
– Первое.
– Почему не напился? После первого дела все пьют. Это точно первое?
– Точно, – ответил Мельник.
– Что сделал, когда домой пришел?
– Помылся, трахнул жену и заснул.
– Тоже неплохое средство. А теперь честно, о чем вчера думал?
– Не помню, – сказал Мельник, – муторно как-то было.
– Ну это со всеми поначалу бывает, – с облегчением произнес Хрусталев. – Жене что-нибудь рассказывал, о чем вчера говорили?
– Ни о чем. Я и трахнул-то ее, чтобы успокоиться.
Глядя в честные глаза подчиненного, Хрусталев отбросил последние сомнения. Человек, который после первого убийства ведет себя спокойно, должен иметь психические отклонения. У Хрусталева уже был печальный опыт. Неизвестно, как этого парня пропустила ПФЛ, через которую проходят желающие работать в органах внутренних дел, но, видимо, погрешности случаются и там. При задержании он был вынужден применить оружие и убил двоих, потом, как выяснилось, без всякого повода. Дискомфорт он после этого не испытывал. Спустя восемь месяцев уголовный розыск арестовал маньяка, насиловавшего и расчленявшего детей в лесах Ленинградской области. По факту этой истории Хрусталев получил выговор за изъяны в воспитании личного состава. С тех пор он очень внимательно следил за моральными качествами своих бойцов и старался больше не ошибаться.
– Ты привыкай, – сказал Хрусталев. – Иногда с этими подонками иначе нельзя. Они в наших ребят стреляют, а мы с ними либеральничаем. Надо ввести закон, как в Чикаго: за каждого убитого полицейского – шесть убитых бандитов. Живо бы научились уважать.
Мельник не мог с ним не согласиться. Бандиты действительно наглели все больше с каждым днем, и вчерашняя операция уже не казалась ему жестокой. Вот только с Полиной получилось как-то нехорошо. Мельник весь день готовился к разговору, но при виде жены боевой пропагандистский настрой куда-то испарился. Он виновато зашел в комнату и присел на кровати. Жена кормила ребенка, демонстративно не замечая его присутствия.
– Прости, – начал Мельник.
Полина опустила голову, делая вид, будто поглощена процессом кормления.
– Я вел себя как скотина, – выдавил Мельник. – Ну… не знаю, что на меня нашло.
Жена опустила засыпающую дочку в постель и обернулась, поплотнее запахивая халат. На глазах ее были слезы.
– Мне страшно, – тихо произнесла она. – Ты меняешься.
– Я меняюсь? – Мельник поджал губы. – Да, я изменился. Так надо для службы и… для нас всех. Эта пересадка…
– Нет, не физически. – Полина осторожно коснулась его руки. – К этому я привыкла. Но ты еще и сам меняешься, духовно. Ты постепенно становишься другим, я не помню, чтобы ты был такой жестокий.
– Ну, ты преувеличиваешь, – заметил он.
– Со стороны лучше видно, – покачала головой Полина. – Я каждый день смотрю на тебя, и мне становится страшно. Перемены в тебе – это как скачок. Раз, и ты чуточку иной. В другой раз опять. Это как-то связано с работой?
– Да, – сказал Мельник. – Возможно, что и так.
– Я сегодня была у врача, – тихо сказала Полина. – Он наложил мне швы. На несколько дней тебе придется воздержаться.
– Я не хотел, – Мельник опустил голову ей на плечо. – Извини.
– Ты не виноват, – Полина погладила его по волосам, – но так долго продолжаться не может. Наступит время, когда ты изменишься настолько, что перестанешь быть собой. Что тогда будет со мной и с моей дочкой?
– Она, между прочим, и моя дочь, – невпопад заметил Мельник.
– А когда ты сам перестанешь себя узнавать, тогда как?
Читать дальше