Александр Тамоников - Жестокое перемирие

Разумеется, это не было кадровое подразделение украинской армии. В ее доблестные ряды, конечно, принимали всякий сброд, но чтобы в такой концентрации!..

Костяк банды составляла группа дезертиров. Они воевали под Авдеевкой и сбежали с поля боя, бросили товарищей, когда мобильные группы «террористов» проникли в тыл бригады и устроили в ее подразделениях кровавый переполох.

– Сколько людей вы убили после того, как дезертировали из армии? – хмуро спросил Андрей.

– Братишка, это вранье! – на чистом русском языке взревел Шкуряк. – Мы прячемся в лесах от военных. Мы дезертиры, никого не трогаем! Мы против братоубийственной войны!

Он тут же получил клюкой по зубам от деда Михая, который вошел в горницу вслед за ополченцами и не удержался от соблазна.

– Помнишь меня, гаденыш? – процедил дед, вторично поднимая жердину. – Хутор Лесок, где вы вчера погуляли!.. Две девочки – одной было тринадцать, другой восемь. Помните, что вы с ними сделали? Или были такие пьяные, что память отрезало?

Они, конечно же, прекрасно все помнили! Побитые, жалкие негодяи принялись наперебой кричать, мол, это Шкуряк и Латань! Это они насиловали девчонок. У Латаня вообще судимость за педофилию! Упомянутые товарищи вопили громче прочих. Дескать, сволочи, паразиты. Не слушайте их, все было совсем не так!

– Это он, Мовенко! – Шкуряк ткнул пальцем в долговязого бандита с бельмом на глазу. – Чего, говорит, мы сидим тут как на мальчишнике, когда рядом такие бабы! Тетка вроде симпатичная, а у нее две пигалицы, тоже ничего…

– Действительно, что же тут криминального? – Дорофеев с презрением сплюнул.

Друзьям казалось, что его сейчас вырвет.

Долговязый тип бросился в драку на Шкуряка. Оба тут же получили прикладами. Их пинками разогнали в разные стороны. Противно было руки марать об эту мразь.

– И что прикажешь с ними делать, Андрюха? – с презрением проговорил Голуб. – Будем проводить следствие, позовем адвокатов? Мне кажется, и так все ясно.

– По закону военного времени, – сказал Андрей. – Все, сволочи, выходите на улицу. Не здесь же вас кончать. В этом доме еще людям жить.

Они умоляли, бились в истерике, ползали в ногах. Их поднимали за шкирки, тащили за волосы. Белобрысый дезертир энергично хватался за сердце, хрипел, что у него в Чернигове дочь, больная мама, ему никак нельзя на тот свет! Он метнулся на карачках, схватил за ноги Липника, который наотмашь врезал носком сапога по трясущемуся подбородку.

Бандитов, не церемонясь, выгнали на улицу. Рябой Назаренко попытался удрать, его поймали, надавали тумаков. Больше никто не делал попыток к бегству. Эти жалкие существа обезумели от страха, умоляли не убивать, отдать под суд. Ведь мы живем в цивилизованном мире, здесь не принято вершить самосуд!

Рядом протекала речушка с крутым берегом.

– Поставить на обрыв и пристрелить, – предложил Савельев.

Андрей отказался. Он не был сторонником загрязнения окружающей среды. Людям еще купаться в этой речке, рыбу ловить, белье полоскать.

Он приказал гнать поганцев в лес, к ближайшему оврагу, до которого было рукой подать. Бандиты тряслись на обрыве. Они окончательно потеряли человеческий облик. Некоторые еще что-то пищали, остальные впали в ступор. Их поставили на колени.

Савельев вогнал в «макарова» новую обойму, навернул глушитель. Кожа посерела, мышцы лица свела судорога, но он был решителен как никогда.

– Какое совпадение, – пробормотал ополченец. – В обойме ровно восемь патронов.

Окуленко отстранил его.

– Я сам! Отойди!

– Но, командир…

– Выполнять!

Савельев подчинился, опустил пистолет, готовый к бою.

Окуленко взглянул на бандитов и заявил:

– Никогда не стрелял в безоружных людей, но вас даже зверьем назвать нельзя. За кровь невинных людей, жизни детей, за все, что вы, нелюди, сделали. Во имя справедливости!.. – Он поднял автомат.

Кто-то из бандитов побледнел, кто-то завизжал, кто-то повалился без чувств. Один поднял руку, чтобы закрыть физиономию или, может, помолиться.

Капитан открыл огонь.

Простучали пять коротких очередей, и трупы насильников и убийц свалились в овраг.

Савельев взглянул на Андрея.

– Я посмотрю, командир. Может, кто-то остался в живых.

– Не надо! Нет там живых.

К капитану подошел старик.

– Вот оно как, значит?

– Да, дед, только так и никак иначе. Передай хуторянам, что их дети отомщены. Утешение, конечно, слабое, но мы сделали все, что смогли.

– Я буду за вас молиться.