Александр Тамоников - Жестокое перемирие

Движение на дороге было, мягко говоря, не оживленным. За десять минут по ней проехали всего две машины – потрепанная «Лада» и такой же заслуженный «Опель».

Но едва ополченцы собрались перебежать полосу асфальта, как с запада донесся рев мощного мотора. Оттуда показалась боевая машина десанта, раскрашенная в аляповатые камуфляжные тона.

«С такой расцветкой хорошо на вечеринке прятаться», – подумал Андрей.

Машина медленно проехала в восточном направлении и встала метрах в семидесяти от залегших бойцов. Из люка вылез наводчик-оператор в шлеме, извлек из подсумка пачку сигарет и закурил. Ради пущего удобства он сполз с башни, вольготно разлегся на броне, забросил ногу за ногу.

Из нутра БМД доносились треск и невнятные голоса. Механик-водитель с кем-то общался по рации.

– Сейчас по девочкам поедут, – шепнул Голуб. – А что, круто – на БМД по бабам. Любая упадет.

– Снять бы его, – мечтательно пробормотал Савельев. – А что, командир, хватит уже пешком ходить. С ветерком по вражеским тылам!..

Боец с сожалением выбросил окурок, после чего опять забрался в люк, отсоединил от пулемета какое-то хитрое приспособление цвета вороньего крыла и принялся что-то откручивать от него.

– Что за хрень? – не понял Костюк.

– Прибор ночного видения, – популярно объяснил Дорофеев. – На солнечных батарейках.

Савельев хрюкнул, но вовремя упал лицом в траву. Андрей осуждающе покосился на него. Мол, что это за вольности?

Боец так и не смог открутить от прибора какую-то штуковину, махнул рукой и прицепил его обратно. Из нутра БМД донесся раздраженный зов. Солдат откликнулся сочной тирадой, в которой приличными были только союзы и глагол «иду», забрался в люк и захлопнул за собой крышку.

Машина выбросила из-под гусениц ошметки глины, протарахтела по дороге и, не снижая скорости, вписалась в поворот.

– Шумахер, блин! – проворчал Липник. – Прошляпили мы добычу, мужики. Так и будем топать на своих двоих.

– Черт, меня преследует неприятное чувство, что за нами постоянно кто-то идет, – вдруг пожаловался Савельев, повернулся и посмотрел за спину.

– Это как? – не понял Дорофеев, втянул на всякий случай голову в плечи и сделал то же самое.

В лесу за их спинами никого, разумеется, не было.

– Не знаю. – Савельев пожал плечами. – То отступает, то опять теребит нервы. Тонкое чутье называется. Трудно объяснить, мужики, но временами хочется оглянуться, затылок почесать. Глупость, конечно, мистика какая-то несуразная.

Андрей сглотнул и оставил заявление товарища без комментариев. Он никому не говорил, что на протяжении последних трех часов его также не раз посещало это диковатое чувство. Словно за группой кто-то крадется. То отстанет, то приблизится, то лежит, выжидает, смотрит ополченцам в затылок. Непонятно, враг он или друг. Интуиция пощипывала нервы, потом все пропадало, рассасывалось. Поначалу капитан не придавал этому значения, списывал все на расшалившиеся нервы.

Окуленко сполз с пригорка, сел на корточки и начал всматриваться в чащу. Деревья стояли густо. Зеленый массив к середине сентября слегка поредел, но просветов в нем по-прежнему не было. Андрей скорчил неопределенную гримасу, как-то прерывисто перевел дыхание.

– Ты ведь тоже чувствуешь, командир? – насторожился Савельев.

– Ну, все! – Дорофеев вздохнул. – Открываем собрание клуба параноиков. Вы что, серьезно? – Он тоже как-то забеспокоился, начал ерзать на месте.

Остальные, видя такое дело, стали тревожно осматриваться. Голуб на всякий случай отполз подальше.

– А звери в этих лесах водятся? – спросил Костюк, нервно поглаживая затвор автомата.

– Водятся, – подтвердил Дорофеев. – На БМД только что проехали.

– А как с нечистой силой? – поинтересовался из-за кочки Голуб. – Лешие там, бабайки, кикиморы…

– Кикиморы – это на болотах, – отмахнулся Липник. – Лешие – это мы с вами, а бабайка – вообще персонаж сказочный.

– Ладно, подурили и будет! – заявил Андрей. – Никто не идет за нами, в этом нет никакого смысла.

Рваной цепью ополченцы перебежали дорогу, углубились в кустарник. И вдруг это ощущение, что их пасут, вспыхнуло в мозгу командира с новой страстью. Жирные мурашки поползли по его затылку.

Смертельной опасности Окуленко, как ни странно, не чувствовал, но ощущение было не из приятных. Что-то на самом деле происходило. Интуиция человека, шестнадцать лет проработавшего в органах, научившегося уходить от опасности и фильтровать угрозы, работала на полную катушку.