Александр Тамоников - Жестокое перемирие

Хутор остался позади, но ветер все еще доносил с опушки надрывный плач. Ополченцы старались не вслушиваться, шли вперед, давя крапиву и закрываясь руками от колких ветвей. Вскоре плач затих, а впечатлительный Голуб продолжал жаловаться, что он до сих пор стоит у него в ушах и никуда не уходит. Может, таблетку какую принять?

Растянувшись в цепь, ополченцы спустились в балку, заросшую лещиной, вышли на разреженный участок леса и вдруг встали как вкопанные, вскинув автоматы. На поваленном дереве сидел пожилой невысокий мужчина в войлочной жилетке, державшийся за посох из обструганной жердины. Видимо, он шел по своим делам и присел отдохнуть.

Встреча с вооруженными людьми сомнительной наружности стала для него таким же сюрпризом, как и для них. Побледнела обвисшая серая кожа, похолодели глаза. Костлявые руки стиснули посох.

Старик был невзрачен, лысоват. Седая щетина торчала, как колючки у дикобраза. Но самообладания деду хватало. Он не стал делать лишних движений, продолжал сидеть как ни в чем не бывало.

Ополченцы осмотрелись – нет ли еще кого поблизости, не засада ли?

Все спокойно, старик путешествовал в одиночку. Они подошли, опустив автоматы. Опасности не было – во всяком случае, явной.

На губах старика плясала презрительная усмешка.

– Дед, ты что за гусь? – не очень-то вежливо осведомился Савельев. – Из местных, что ли?

– Гном какой-то, – заявил Голуб. – Или леший, черт его разберет.

– В больших сапогах, в полушубке овчинном… – как-то не к месту начал Дорофеев.

– Заткнулись! – оборвал их Андрей.

– Что, сволочи, мало вам того, что уже натворили? Снова по лесу бродите! Стреляйте, чего же вы! Убейте старика, возьмите на душу еще один грех, – процедил дед.

– Слушай, отец, а ты нас ни с кем не путаешь? – осведомился Андрей. – Мы вроде с утра ни одного греха на душу не брали. Ну… почти.

Старик прищурился, всмотрелся. У него, похоже, было неважное зрение. Морщинистое лицо дрогнуло, напряглось, потом расслабилось.

– Сынки… вы не каратели?

– Дед, мы ополченцы, – сказал Костюк. – Из Ломова. Идем по своим делам, никого не трогаем. Что тут у вас происходит?

– Точно, вы не те. – Старик облегченно вздохнул, и в белесых безжизненных глазах заблестели слезы. – Вы точно ополченцы, ребята?

– Точно, дед, – подтвердил Андрей.

Возникала непредвиденная задержка. Никто не мешал Окуленко распрощаться со старцем и двигаться дальше, но что-то не давало ему так поступить, требовало разбора ситуации.

– Ты с хутора, отец?

– С Леска, – подтвердил старик. – Дед Михай меня кличут. Фамилия Войненко. Восьмой десяток, парни, пошел, но вроде живой, хожу еще, иногда подрабатываю в местном леспромхозе…

Старика прорвало на откровения. Он всхлипывал, излагал дряблым голосом историю, которая действительно звучала дико.

На хуторе Лесок проживали три семьи – Войненко, Стеницкие и Мусенко, у которых родня в Дубках. Кого-то из них сегодня и видели ополченцы. Все работящие, дружные, между собой никогда не собачились, помогали, чем уж могли.

Несчастье произошло вчера под вечер. На хутор нагрянула банда вооруженных карателей – злые, уставшие, голодные. Их было восемь рыл. Они так и заявили о себе. Мол, мы бойцы украинской армии, ищем подстрекателей и пособников террористов.

Но эти личности не были похожи на солдат ВСУ – то ли дезертиры, то ли сами по себе. Немытые, страшные, с уголовными замашками, одеты в камуфляж, но больно уж неряшливые. Впрочем, оружием они были увешаны по самые уши.

Верховодил бандой некто Степан Шкуряк – полностью отмороженный, ехидный, с подбитым глазом. Каратели завалились на хутор, как к себе домой, и сразу начали хозяйничать, наводить свои порядки. Они сунули носы во все углы, растрясли холодильники, подвалы. Заявили, что еда конфискуется для нужд бойцов героического добровольческого батальона. Тот, кто будет возражать, получит пулю в лоб. Эти негодяи ржали, как припадочные, шугали людей как бы в шутку, а когда обнаружили у Стеницких запасы горилки, пришли в неописуемый восторг.

Они потребовали освободить им один дом. Хата Стеницких их вполне устроила – чистая, просторная. Хромоногий сорокалетний Максим и его жена Алеся, не отличающаяся по жизни красотой и грацией, безропотно покинули жилище. Войненко приютили их у себя, заперли двери и ставни. Весь вечер люди тревожно прислушивались к тому, что происходило в соседнем доме.

Антошка – внук деда Михая – отыскал на чердаке ржавое охотничье ружье и пытался зарядить его высохшими патронами. Старик набросился на него с руганью. Мол, дурак, сам погибнешь и нас погубишь! Он отобрал у великовозрастного тупицы ружье и спрятал его в погребе.