Петр Катериничев - Повелитель снов

…И еще что-то мучило меня, что-то недосказанное или несвершенное…

Пора. Только действие, делание, деяние позволяет изменить будущее и – сделать его н а с т о я щ и м.

«Падает снег… ты сегодня не придешь… падает снег… укрывая в сердце ложь… этот свет надежды… полон слезами…» – мелодия Сальваторе Адамо вывела меня из раздумчивого забытья. Это был сотовый.

– Олег?

– Да, Аня.

– Ты почему не звонишь? Мне как-то очень беспокойно… У тебя все хорошо?

– Да.

– Тогда – извини. Просто… На меня снова словно наваждение нашло какое-то… Взяла лист бумаги и стала рисовать… И получился вихрь или смерч… Черный… Но потом я взяла белую гуашь и поверх нарисовала тебя… И – успокоилась. Хотя… Только не обманывай меня… Что-то случилось?

Сказать ей, что за краткое время я дважды чудом избежал гибели? Ну уж нет. «A la guerre comme a la guerre». «Мужчины – рискуют, женщины – ждут».

– Все нормально, – сказал я. А самому вдруг стало невыносимо приятно, что кто-то за меня беспокоится и кто-то меня ждет. И даже не «кто-то», а невероятная красавица, усталая, тревожная и совершенная, как море. Может, это действительно нормально, и моя беда в том, что никогда раньше я этого чужого беспокойства не испытывал? Разве только когда была жива мама… Но тогда я сам был молод и принимал беспокойство обо мне с привычным раздражением опостылевшей опеки… Так уж устроены люди: важное мы замечаем лишь тогда, когда теряем. Навсегда.

– Значит, мне показалось… Почудилось. Или – этот город на меня так действует. А три часа назад, вскоре, как ты уехал, меня трясло всю и было так страшно… Может, это просто нервы?

Я вспомнил про все объясняющие слова и повторил, подтверждая:

– Да. Это нервы. Ты бы поспала немного. Как только прояснится хоть что-то существенное, я тебе позвоню.

– Ты и просто так позвони. А то я боюсь… что ты заблудишься в этом городе так, что не найдешь выхода.

– Я тут услышал забавную историю…

– О чем?

– Когда вы только приехали сюда, Морис забрался на здание бывшей ратуши и перевел часы.

– И что здесь забавного?

– Он решил, что они отстали на целый век.

– Но это действительно так! Вот только Морису не дали завершить… Он тогда передвинул время только на несколько суток. Потому город так и остался там, где он был. В прошлом.

– Ты это серьезно, Аня?

– Конечно. А разве ты сам этого не чувствуешь?

Ну да… Эти странные видения… Или сны… вдруг оборачивающиеся жестокой и опасной явью… С другой стороны – разве можно сделать прошлое настоящим, лишь передвинув стрелки?.. Почем мне знать?..

– Ты еще здесь, Дронов?

– Да. Думаю.

– О чем?

– Об относительности времени.

– Чтобы чувствовать относительность времени, нужно быть ребенком.

– Может быть. А я уже давно – взрослый. Еще я встретил Мориса. Он сказал, что боится своего прошлого. Которого не знает. Ты тоже?

– Все мы хотим знать, кто мы. Откуда. Но гораздо больше – зачем мы.

– Чтобы понять это, каждый нередко тратит всю жизнь. Без остатка. Часто так и не узнав ответа.

– Потому что взрослые. Им не надо.

– Но и ты не ребенок, Аня.

– Здесь я себя взрослой совсем не ощущаю.

– С годами это пройдет. Аня, можно тебя попросить?

– Да. Нужно что-то сделать?

– Нет. Просто не выходи пока никуда, ладно?

– Почему?

– Я потом объясню.

– Хорошо.

– Поспи.

– Ты скоро будешь, Олег?

– Всегда.

– Не поняла.

– Это из песни. «Пусть всегда будет солнце, пусть всегда буду я!»

– Ну вот, а говоришь – взрослый… Но ты перепутал слова. Там сначала, после солнца и неба, мама. «Пусть всегда будет мама…»

Я промолчал. Любое поминание о родителях для детей, выросших без них, – болезненно. Я свою маму могу вспоминать и – жалеть, что был с нею порою неласков, груб, что отсутствовал подолгу, не догадываясь позвонить, даже когда была такая возможность, вернее не желая этого делать: словно я взялся доказывать ей некогда, еще подростком, что могу принимать решения и жить сам, да так и не вырос… А Аня… Она лишена и воспоминаний, и чувства вины, и раскаяния… Или я ошибаюсь? «Ты перепутал слова…»