Петр Катериничев - Иллюзия отражения

И тут я вспомнил историю Зигмунда из книги Эрика Берна. «Зигмунд решил стать великим человеком. Он много работал, стараясь проникнуть в высшие слои общества, но там его не принимали. Тогда он решил обратиться к преисподней. Там вообще не было высших слоев, да и никто не обращал на это внимания. Там он обрел авторитет. Успех его был столь велик, что вскоре весь истеблишмент переместился в преисподнюю». Так Берн изложил историю доктора Фрейда. Но мы с тобою понимаем, история эта – куда более древняя... Из тех времен, когда не было ни мира, ни людей...

Я определился. Прощать напыщенным идиотам свою жизнь я не желал. И жаждал только одного: чтобы сами они не смогли простить своих пустых жизней!

Первый эксперимент я провел с моим больным. Он надоел мне своим нытьем. Но как только я сумел внушить ему, ч т о освободит его от страха... Ты бы видел его глаза! Они сияли! Правда, я не употреблял слово «смерть» – зачем? Разве людям нужна правда?

Этот тупой, закомплексованный и ожиревший рантье всегда мечтал быть Сверхчеловеком, ты только представь! Я – лишь подсказал ему, как это осуществить. И что ты думаешь? Через день он свергся с крыши в плаще-крылатке!

Идея была гениальной; я ее развил. Какой прок от чьих-то смертей, – кроме чувства удовлетворения, конечно, – если они не приносят прибыли? Но, как это бывает всегда, когда идешь к определенной цели, быстро находятся союзники. Люди заинтересованные. И они нашлись. Я оказался здесь. Ты и не представляешь, Дрон, какое удовольствие я получаю от процесса!

– Ты кодируешь тех, кто...

– Естественно. Оттого – еще большее удовольствие видеть их потом! Лощеных, самоуверенных, праздных, и знать, что у одних часы уже запущены, другим я волен запустить их в любое время! Ни с чем не сравнимое чувство: весь мир у их ног, им доступны любые девушки или юноши и любые увеселения, им подвластны судьбы миллионов, а души их – в моей маленькой цепкой ладошке, и в моей власти – отпустить их или стиснуть и низвергнуть в прах!

– И тебе никогда никого не было жалко?

– Жалко? С чего? Люди лукавы. Когда гибнут свои, их заносят в списки жертв; убитых врагов всегда именуют трупами. А у меня нет своих. Совсем.

Затянувшееся молчание Брайта показалось бы мне трагическим, если бы не...

– Русская девушка Катя тебе чем помешала, Фрэнк?

– Подруга Сен-Клера?

– Да. Тебе ее заказали?

– Неприятное словцо.

– Точное. Ты же убийца.

– Не надо так со мной, Дрон...

– Отчего? Чистый бизнес. Тебе заказывают, ты – убиваешь. Все остальное – про души, своих, чужих – словоблудие. Перед кем ты хочешь красиво выглядеть? Передо мной? Не оценю. Перед собой самим? Но ты ведь знаешь, Фрэнк, что ты – убийца. И это – чистая правда.

– Не бывает ни чистой правды, ни чистой лжи. Все лишь отчасти правдивы и лживы тоже отчасти. Да и то, что правда для одних, – для других...

«Чистая правда когда-нибудь восторжествует, если проделает то же, что грязная ложь», – вспомнились мне грустные строки поэта.

– Мы не на философском симпозиуме, Фрэнк.

– А жаль, правда, Дрон? Посидели бы за кофе, поговорили о несущественном – о Боге, материи, сознании, жизни, времени, движении, небытии... И разошлись бы, утомленные собственным словесным блудом. А теперь... Нет, мне приятно разговаривать с тобой. И наибольшее удовольствие доставляет то, что уйдешь ты отсюда в страну безмолвия... У меня от этого просто дух захватывает! Словно стою я на самом краешке бездны, заглядываю туда и – тихонечко отхожу. А у тебя какие ощущения? Ведь ты, пожалуй, первый из моих... пациентов, кто отчетливо представляет, что его ждет. Но есть и интрига: ты не знаешь способа, каким уйдешь из жизни! Этого даже я пока не знаю!

– Может быть, ты и гениален...

– Ты сомневаешься? За какой-то час мне нужно было понять, чего человек больше всего боится и чего на самом деле жаждет! И – поменять местами страх и заветное желание, только и всего! Это высокий уровень! А ты говоришь – убийца. Я просто помогаю людям избавляться от их пустых и никчемных жизней.

Брайт замолчал, о чем-то размышляя. А я, признаться, чувствовал измотанность и крайнюю усталость. Его велеречивый академизм утомлял и делал мозг тяжелым и неповоротливым. Или – и это часть его плана психологической обработки? Вряд ли. Ему просто не с кем поговорить о своих успехах. Совсем. А хочется.

– Девчонка тебе чем помешала?

– Эта русская Китти?

– Да.

– Ничем. Попала под руку. Мне нужен был Сен-Клер. О, этого аристократа я просто ненавидел!