Петр Катериничев - Иллюзия отражения

– Почему странным?

– Вы знаете, Олег, мне всегда казалось, что люди, все люди, так или иначе, предчувствуют свою гибель... Или – кончину. Становятся сумрачными или растерянными... Так вот, Эдгар был полон жизни, глаза его лучились, смеялись, он дышал этой жизнью так, что казалось, не надышится ею никогда... Нет, он не мог сделаться самоубийцей... – Герцогиня поднесла платочек к повлажневшим глазам. – Извините... Есть какая-то жуткая несправедливость, когда из жизни уходит молодой, полный здоровья и сил человек. Когда я сопоставляю его возраст с моим... Хотя – может быть, в этом и есть истина? Все лучшее в этой жизни произошло для меня до тридцати. Полвека я просто пережидаю собственную жизнь, как та черепаха... Но странно и другое: мне никогда, никогда не приходила в голову мысль отказаться даже от такой жизни добровольно. Вернее, нет: приходила, но как раз тогда, когда я была полна энергии и страстей настолько, что их неудовлетворение казалось мне невосполнимой потерей! Как меняется со временем внешнее! Или это меняемся мы?

– Так в кого был влюблен ваш племянник?

– В какую-то странную девушку со странной фамилией.

– А он не упоминал, где он жил?

– Нет, но... Я же звонила ему!

– На мобильный?

– И на мобильный, и на другой...

– Вы помните номер?

– Я не в том возрасте, Олег, когда можно легко запомнить цифры.

– Жаль.

– Раньше я запоминала массу вещей, сейчас это совершенно не обязательно. Каждая железяка обладает памятью на цифры, почти как герр Сен-Клер; а у меня память на людей, на то, какими они были, какими могли бы стать и какими не будут уже никогда... Я путано говорю?

– Нет. Совершенно понятно.

– Вот в этом и есть самая подлая подлость нашей жизни... Вспоминать непережитое и несбывшееся... И переживать о множестве собственных несостоявшихся жизней... Пока вы ничего не знаете об этом.

– Наверное, кое-что все-таки знаю.

– Бог с вами, вы еще слишком молоды. Вы еще можете строить планы и даже их осуществить... И пусть это будет совсем не то, что представляется вам в фантазиях, но все же это будет нечто... О-существ-ить! Из пустого фантома, из призрака небытия создать сущее! А вот когда жизнь ваша приблизится к закату, вам останется лишь, как мне, вспоминать все, что так и не случилось с вами...

– Если на это будет досуг, здоровье и благосостояние.

– И даже безо всяких если. Хотя... Многие старики скрываются от своей немощи и грядущего небытия за чередой привычек, сварливостью, откровенным эгоизмом... Нет, я лучше буду мечтать.

– Мне пора.

– Вы выпьете еще кофе?

– Спасибо, нет.

– Тогда – до свидания. Надеюсь, вы еще зайдете ко мне?

– Если не буду в тягость.

– Кто мне может быть теперь в тягость? Ах да, вы хотели узнать номер Эдгара... – Герцогиня подняла со столика миниатюрный телефонный аппарат, нажала одну из кнопок. – Вот, пожалуйста. Он мне звонил с него, аппарат запомнил все сам. Три ноля триста двенадцать.

Три ноля триста двенадцать. Тот самый номер, с которого звонили Алине Арбаевой в роковую для нее ночь! Двенадцатый номер на третьем этаже отеля «Саратона». Я приехал не зря.

– Мне нужно срочно ехать.

– Ну да, я вас совсем заболтала. Вспоминайте иногда обо мне. И еще... Я уверена, Эдгар не был самоубийцей... Иначе... Я лишусь всего. Даже надежды помочь его душе заупокойной мессой...

Герцогиня устало прикрыла веки, лицо ее казалось совершенно измученным, и я вдруг понял – гибель племянника была для нее настоящим горем, горем острым, близким...

– Вы не собираетесь ложиться отдыхать? – спросил я тихо.

– В Саратоне не принято спать ночью. А отдыхаю я всегда в этом кресле. В моем возрасте настоящего сна нет совсем; сны мешаются с явью, и очень трудно разобрать, что в этом мире осталось такого, на что я могла бы опереться. Наверное, лишь мои воспоминания. Только они надежны. Надежность и надежда – это почти одно и то же. Надежда на то, что впереди меня ждет Мир Горний, в котором и осуществится все, что утеряно в этом.

Я мчал к отелю «Саратона». И заботил меня лишь один вопрос: каким образом найти там Дашу Бартеневу, не особенно привлекая к себе внимание. Нет, я мог бы позвонить Ивану Саввичу Савину, но сегодня у него был выходной. В отличие от герцогини Аленборо Савин никогда не жаловался на бессонницу. И на то, что его тревожат призраки прошлого или какие-либо иные потусторонности. Беспокоить пожилого человека я постеснялся.

Вместо этого зачем-то набрал с мобильного номер три ноля триста двенадцать. И стал слушать гудки. Три. Четыре. Пять. Трубку никто не брал. Возможно, номер пустовал. После гибели Сен-Клера его еще никто не успел снять. Или – Данглар, руководствуясь законом и долгом, опечатал номер. Возможно, новый постоялец телефон отключил. Потому что смотрел сны. Или еще не вернулся с гуляния. Ночь все-таки. И – Саратона. В Саратоне ночью не принято спать.