Петр Катериничев - Иллюзия отражения

– А в ресторане мне можно еще побыть?..

Я пожал плечами, огляделся вокруг: спокойная и фешенебельная публика, вышколенные официанты, пряно пахнущие живые растения, легкий ветерок, струящийся через приоткрытую дверь, – этот один из двух ресторанов отеля был без кондиционера, как бы на открытом воздухе. Покой и благолепие.

– Ладно, – вздохнула девушка. – Иди. Только не пропадай.

И что я мог ей ответить? Девушка переложила свой страх и свою ответственность за собственную жизнь на меня. Но защитить ее от всех и любых напастей я не мог. Да и... Любой из нас двоих может прожить еще долго-долго. А может погибнуть через минуту. Как и любой из сидящих в этом зале. Но девушку я понимал. Ибо ничто так не отравляет жизнь, как неизвестность. Особенно если ждешь ночи, которой боишься и которую можешь не пережить.

Из ресторана я вышел в душноватую ночь. Прошагал с полквартала, проскочил маленькую улочку, вошел в китайский ресторанчик, проскользнул через кухню в крохотный дворик, увидел маленькую китаянку, помахал ей дружески, она улыбнулась. Я подошел к ней, спросил, кивнув на велосипед:

– Это ваша машина?

– Да.

– Вы не против, если я ее куплю?

– Я... – Китаянка еще подбирала слова, чтобы отказать мне с присущей этому народу витиеватой вежливостью, но я уже протягивал девушке сумму, по меньшей мере вдвое превышающую стоимость ее технического чуда.

– О, здесь слишком много... – опустив глаза, произнесла она.

– На сдачу вы меня покормите уткой по-пекински, договорились? И напоите чаем. Когда я вернусь. – Произнеся всю эту длинную тираду, я церемонно поклонился девушке. Ей ничего не оставалось, как ответить мне столь же вежливым поклоном.

Я оседлал железного коня и выкатился в проулок. И погнал в старую часть Саратоны. Размышлять ни о чем у меня не было ни желания, ни азарта.

По дороге успел заскочить в круглосуточный магазин для местных – такие подешевле, купил плавки, носки, кроссовки, джинсовый комбинезон и футболку. Тут же и переоделся, а сверток со своей одеждой забросил в мусоросборщик. Если парни Данглара или какие иные лиходеи сумели оформить меня «маячками», пусть уж следят за перемещениями груды мусора. Береженого Бог бережет. Да и светить мне милых девушек, к каким направляюсь, никакого резона.

На велике я катался минут сорок – и по узким улочкам, и по тропинкам лесопарка; любой «хвостик» должен был осыпаться. А потом – свернул в старую Саратону.

К трехэтажному особняку под четырехскатной черепичной крышей подкатил по узенькой боковой улочке с заднего хода, громыхнул в тяжелую дубовую дверь. В нее сюда проходила только обслуга либо гости, желающие особо изысканных развлечений.

В дверце приоткрылась окошко, в нем показался единственный глаз наголо бритого дядьки лет пятидесяти с фигурой заплывшего молотобойца.

– Привет, Хосе, – сказал я ему на чистом русском, Хосе, понятное дело, понял и открыл.

На самом деле он был Хусейн Хусаинов из Алма-Аты и вывезен был на Саратону исключительно за импозантный вид старого пирата; на вольных хлебах публичного заведения Хосе раздобрел и заматерел; одет он был, как и положено пирату, в широкие шальвары, распахнутый на груди халат и феску; один глаз закрывала черная повязка, но не для шарма: глаза у Хосе действительно не было и где он его «обронил», заработав еще и жуткого вида шрам от надбровья до подбородка, мне было неведомо.

– Ты чего, Дрон? Развеяться? Или с хозяйкой посидеть?

– Посидеть, Хосе, посидеть. Я чаю, бутылочка у Людмилки найдется?

– Для тебя? Всегда. Она рада будет.

Мадам в этом заведении была Люська Кузнецова; не просто землячка – почти родственница: мы даже учились с ней в одной школе и жили в соседних дворах! Признаться, в школе она меня не замечала вовсе, – три года разницы, станет ли разбитная девчушка, за которой кавалеров бродило, как кобелей за течной псинкой, обращать внимание на юнца тринадцати лет?! А я – обращал, особливо когда Люська, отвернувшись от очередного ухажера и не обращая внимания на курящую дворовую мелюзгу, подтягивала чулочки, приподняв юбочку... Нет, сейчас-то я понимаю, делала она это намеренно – шалила. А тогда... Дух захватывало!

Встретились мы на Саратоне случаем, обнялись, расцеловались, как родные, и просидели за воспоминаниями, старыми песнями и анекдотами до рассвета. Безо всякого пьянства и сопутствующего ему разврата. Люська тут же предложила мне половинную скидку в заведении; я вежливо отказался.