Петр Катериничев - Иллюзия отражения

– Ого. И как вас занесло в такую глушь?

– На Саратону?

– В Нью-Йорк.

– Я родилась рядом. В Нью-Джерси.

– Вы разговариваете совсем не на эмигрантском диалекте.

– Я полтора года проработала в Москве.

– И как вам Москва?

– Эклектична. Из Нью-Джерси я представляла ее другой.

– Думаю, из Нью-Джерси все представляется иным.

– Там живут разные люди. И не все ограничены в понимании мира.

– И войны.

– Вы имеете в виду журналистов?

– Я имею в виду ребят из Лэнгли.

– Я знакома с несколькими парнями оттуда. По работе.

– Кто бы сомневался.

– Но к ЦРУ не имею никакого отношения.

– А я думал, вы скажете, что вы – их новый босс.

– Дронов, вы невыносимы.

– Вот на этой печальной ноте мы и распрощаемся, милая Дарья Бартенева. Кстати, на Саратоне давно не носят стразы с огранкой «маркиз». Это считается старомодным. Но вам, милая барышня, это колье даже к лицу.

– Как все настоящее. Это не стразы.

– Серьезно?

– Голубые бриллианты чистой воды.

– Тогда эта вещица стоит тысяч триста.

– Вы ошиблись, Дронов. Эта, как вы выразились, «вещица» – уникальна. Ее оценивают в полтора миллиона долларов.

– Ого.

– И я не брала колье в банке Саратоны на вечер. Это моя собственность.

– Поздравляю вас, мадемуазель Бартенева. Всегда знал, что в «World News» хорошо платят. Но никогда не подозревал, что столь щедро. Возьмете стажером?

– Возьму. Но жалованье ваше будет скромным.

– Нет в мире совершенства. Кроме вас, разумеется. Желаю хорошо провести вечер. Но не со мной.

– Я заказала форель, устрицы и белое вино. И хочу пообедать.

– Вот и чудесно. Вкусы у нас разные, поэтому я перемещусь, пожалуй, за другой столик.

– Это вряд ли. Все столики уже заказаны. Время обеда, знаете ли.

– Тогда уйду голодным. Дела, знаете ли.

– Вы не понимаете, я...

– Вы хотите сенсацию.

– И сенсацию тоже. Когда гибнут такие молодые люди...

– Знаете, что я вам скажу? Как художник художнику? Мир и без репортажей «World News» развращен и опьянен кровью! Он дик и безрассуден в своем самодовольстве!

– Подождите, Дронов, я хочу всего лишь... Вы хоть выслушайте... И – постарайтесь услышать!

– И вы постарайтесь, Даша. Мир и без того стремится превратить нас в скотов. Глупо помогать ему в этом. И – подло. Прощайте.

Я встал и направился было к выходу, но заметил: губы девушки дрогнули, словно она собиралась рассмеяться. Или заплакать. Но не произошло ни того ни другого. Даша легонько хлопнула несколько раз в ладоши, произнесла грустно:

– Браво. Какая патетика.

И я – смутился. И с чего я заговорил вдруг как записной провинциальный трагик? Скверные сны? Или изматывающая явь?

– Никуда вы не уйдете, Дрон. Никуда.

– Отчего?

– Вы же хотите узнать, что такое «чако»?

– А вы это знаете?

Лицо Даши сделалось печальным.

– Лучше, чем желала бы.

Принесли яства. Какое-то время мы молчали, поглощая приготовленное. К чаю я заказал Даше немного коньяку.

– Итак, кто вы, милая барышня?

Девушка открыла сумочку, вынула закатанное в пластик удостоверение «World News» и положила передо мной. Ну и что? В родном отечестве где-нибудь на Черкизовском рынке такие штампуют пачками. С голограммами и печатями – лучше настоящих.

– Дронов, давай на «ты»?

– Попробуем.

– Тебя заботит, что я – поддельная?

– Может быть.

– Это не так. Я – настоящая. Мой дедушка, Александр Андреевич Бартенев, служил в начале прошлого века по дипломатической части.

– И что это доказывает?

– Ничего. Просто я хочу, чтобы ты понял, откуда я взялась.

– Может, начать от Смутного времени? Или – от Рюрика?

– Зря иронизируешь. Для эмигрантов первой волны прошлое не было только прошлым. Оно порой было для них всем, чем они дорожили.

– Извини.

– Ты хочешь, чтобы я продолжила?

Если честно, то я хотел допить чай и двинуть по делам. Ибо события, предоставленные сами себе, имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему. Кое-какой план у меня сложился, и вынужденная задержка нервировала. Но жизнь, как я недавно убедился, подкидывает нам сюрпризы. Иногда приятные, иногда препоганые. Порой – чисто случайные, чаще – кем-то спланированные.

– Рассказывай.

– Первая жена Александра Андреевича Бартенева, Софья Владимировна, урожденная княжна Одоевцева, заболела чахоткой в девятьсот двенадцатом; доктора рекомендовали сменить климат. Александр Андреевич вышел в отставку, заложил в Земельном банке свои имения – у него было около семи тысяч десятин на Орловщине и под Полтавой, – перевел капиталы во Францию и зажил с Софьей Владимировной в Ницце, потом на Мальте.