Сергей Зверев - Перо и волына

В нескольких метрах от Порожняка возле другого дерева в такой же неудобной позе находился Зюзя. Его лицо украшали синяки, ссадины, из разбитого носа стекали струйки крови. Голова Зюзи склонилась набок, из полузакрытых глаз текли слезы, смешивавшиеся с кровью. Он бормотал что-то в полузабытьи.

Перед Порожняком стояли двое ментов в камуфляже с засученными до локтей рукавами.

– Слышь, Кузя, – сказал один, обращаясь к другому, – хлипкие они все какие-то. На вид вроде крутые, со стволами ходят. А как пару пиздюлей получат, сразу становятся как шелковые. Этот вон вообще уссался.

– А ты чего думал, Семенов? Засранцы они все. Тот пускай отдохнет, а ты за этого принимайся.

Младший сержант Семенов тут же принялся с энтузиазмом крушить Порожняку ребра и печень. Порожняк сначала хрипел, потом стонал, потом и вовсе перестал реагировать на удары, которые сыпались на него один за другим.

Старший сержант Кузьмин, с одобрением наблюдавший за действиями подчиненного, наконец поднял руку:

– Хватит, Семенов. Перекур.

Порожняк тяжело поднял голову и, едва шевеля губами, прохрипел:

– Что ж вы делаете, суки? Я же вас всех, ментов поганых, перешмаляю.

– Вот же гнида, – сплюнул Кузьмин, – еще гавкает.

– Кузя, чего мы с ним возимся? Все равно он уже приговоренный. Командир сказал – грохнуть.

– Мудак ты, Семенов. Я тебе уже сто раз говорил и еще раз повторю: кайф надо от процесса получать. Грохнуть дело недолгое, а вот с толком замесить – это ж какое удовольствие.

– Пидоры! – отплюнувшись кровью, выкрикнул Порожняк. Семенов вдруг выбросил изо рта незажженную сигарету, кинулся к Порожняку и стал ожесточенно бить его ногами.

– Урою!

Через минуту Порожняк потерял сознание. А Семенов продолжал пинать обмякшее и съехавшее по стволу тело.

– Все, кончай, – остановил его Кузьмин. – Он все одно ничего не чувствует.

К этому моменту уже пришел в себя Зюзя. С перекошенным от ужаса лицом он наблюдал за тем, как убивают Порожняка. Когда он понял, что та же самая участь ожидает и его, у Зюзи началась рвота.

Непереваренные куски мяса и рыбы вперемешку с густой коричневой жижей выплеснулись на обмоченные брюки.

– Вот урод, – скривился Кузьмин, – сначала обоссался, теперь блюет. Не могу я на это смотреть. Разберись, Семенов.

Младший сержант, еще разгоряченный после экзекуции Порожняка, вытер со лба пот.

– Кончать?

– Мочи, – махнул рукой Кузьмин. – Один обрыгался, другой в отрубе, толку из них никакого.

Зюзя, до которого донеслись обрывки разговора, внезапно заорал:

– Не, вы что? Я ж тут ни при чем!

– Табельное не бери, этот возьми.

Не обращая внимания на крики жертвы, Кузьмин протянул младшему сержанту пистолет, отобранный у Зюзи.

– Не шмаляй, не…

Два сухих выстрела оборвали крик. Пули разворотили грудь Зюзи, поставив точку на его мучениях.

Засунув пистолет за пояс, Семенов обошел дерево, вокруг которого были обведены руки жертвы, расстегнул наручники на запястьях Зюзи. Труп с глухим звуком упал на траву.

Брезгливо посмотрев на испачканное кровью, мочой и блевотиной тело, Семенов повесил браслеты на ремень, вынул из-за пояса пистолет, склонился над трупом и сделал контрольный выстрел в голову.

Осколки черепа вместе со сгустками крови и серого мозгового вещества брызнули в стороны, испачкав Семенову ботинки.

– Ну и мудак ты, бля, – от всей души выругался Кузьмин. – Теперь оттирайся. Учишь тебя, учишь, а ты все равно урод. Сразу надо было в бошку целиться. Дай сюда ствол.

Он подошел к Семенову, который стоял, виновато опустив руки, вырвал у него из ладоней пистолет.

– Учись, пока я живой.

Он вскинул руку и, почти не целясь, три раза выстрелил в голову Порожняку.

Череп запрудненского авторитета мгновенно превратился в окровавленные ошметки.

– А вот теперь, бля, иди к нему и снимай браслеты.

– Так мне оттираться или снимать браслеты? – развел руками Семенов.

– Ох, бля, Семенов, и допросишься ты у меня. Жалко, что мы не в армии. Я там таких, как ты, заставлял спичкой сортиры чистить. Вытирайся, я сам браслеты сниму.

Семенов стал чистить берцы пучком травы, а старший сержант тем временем сунул пистолет с почти отстрелянной обоймой за портупею, снял с обезображенного трупа Порожняка наручники. Направляясь к машине, стоявшей возле кустов метрах в пятидесяти от места казни, Кузьмин бросил подчиненному:

– Заканчивай и поехали. Пора докладать майору, что работа сделана.