Сергей Зверев - Перо и волына

– Я, бля, ему говорю: «Гражданин начальник, я ж ничего не сделал. Мы вот выпили с друзьями и идем домой». А он, сволочь такая, дубинкой по загривку… Во, хочешь посмотреть, куда попал.

Он стал расстегивать рубашку, демонстрировать грязную шею.

– А, кочумай, – сморщился Самсон.

– Не, не, ты посмотри, чуть шею не сломал. Ты, друг, зря не смотришь. Попадешься вот таким…

– Пошел на хрен отсюда, – зло велел ему подошедший Корень.

Алкаш осекся на полуслове, глянул на синие перстни, украшавшие пальцы Корня, бережно охватил свой бокал ладонями и пошел рассказывать другим о том, как его били менты.

Самсон, казалось, совершенно не обрадовался появлению своего старого знакомого.

– Я тебя уже хрен знает сколько жду, – недовольно сказал Корень.

– Где ждешь? – равнодушно спросил Самсон, отрывая от сушеной воблы кусочек и запивая его пивом.

– Где, где – в п…е, на третьей полке, – скривился Корень. – Возле хаты твоей, где же еще.

– А чего я – каторжник, вечно на хате сидеть?

– Мы ж с тобой вчера добазарились, что меня будешь ждать.

Самсон, игнорируя претензии Корня, принялся обсасывать рыбешку.

– Ты хоть, бля, в курсах, чего там наши пацаны вчера натворили?

– Все из-за тебя, сука, – с неожиданной злобой сказал Самсон, взмахнув перевязанной рукой.

– Ты чего? – опешил Корень.

– А кто базланил – сховаться надо? Порожняка ухандохают, мы с тобой центровыми будем. Ни хрена с ним не сталось. Он меня теперь, как эту воблу, бля, выпотрошит.

– Ты чего – ссыканул, Самсон? Чего – очко не железное, играет?

– Порожняк сейчас в почете, пацаны его уважать стали. А все из-за тебя, говнюк!

– Ты, падла, – выпучив глаза, прошипел Корень, – ты на кого бочки катишь? Если б не я, Порожняк бы тебя давно в верзуху оттянул. Кто с Катькой разобрался? Не ты же, паскуда.

– Я свое дело сделал. – Самсон демонстративно помотал забинтованной ладонью. – Ты сам так решил.

– Ладно, – сощурился Корень, – не ценишь, значит. Думаешь – все путем? И дальше все будет ништяк? Ну так хрен тебе в зубы! Ты мне в какой замазке торчишь?

– Ну, два с половиной косаря.

– Когда разбашляешься?! – В голосе Корня прозвучала угроза, и Самсон ее почувствовал.

– Будет лавэ, разбашляюсь. А че?

– Хрен через плечо. Я счетчик включил, бык ты доеный. Свой счетчик, вкурил? Будешь в замазке и мне, и Порожняку. Че выпучился? Берляй свой пивняк. Захочешь отмазаться, найдешь меня на хате.

Смачно харкнув в бокал Самсона, Корень развернулся и зашагал прочь.

Корень жил с матерью, выжившей из ума старухой, в малогабаритной двухкомнатной квартире обычной панельной «хрущобы». О том, чем занимается сын, старуха не знала. Обычно она сидела в своей маленькой комнате, захламленной донельзя, и, что-то бормоча себе под нос, раскладывала карты.

Напрасно было бы искать в ее карточных занятиях какую-то систему. Ей просто нравились яркие картинки, изображающие дам и королей.

К сыну периодически приходили друзья, которые запирались с ним на кухне, пили водку, о чем-то шумно разговаривали. Матери все это было безразлично, потому что она не понимала смысла разговоров, которые велись на каком-то чудном языке. Иногда друзья сына ссорились, порой даже дрались. Потом опять мирились и продолжали пьянку.

Корень вернулся домой днем. Поближе к вечеру раздался звонок в дверь. На пороге перед Корнем, смущенно улыбаясь, стоял Самсон. Он держал в руках бутылку водки и небольшой полиэтиленовый пакет.

– Тут я это… – пожимая плечами, сказал он, – запрессовать пришел.

– Че – бабки притарабанил? – неприветливо спросил Корень.

– Ну и насчет бабок тоже зарулил.

– Ладно. – Корень отступил в сторону, пропуская гостя. – На рыгаловку хиляй.

Они прошли на грязную убогую кухню, где помимо почерневшей раковины и закопченной двухконфорочной газовой плиты стояли допотопный холодильник «ЗИЛ», колченогий стол, застеленный газетами и забросанный объедками, а также пара покосившихся табуреток.

Корень был одет в замызганные, вытянувшиеся на коленях брюки от спортивного костюма, черную майку с короткими рукавами, шлепанцы на босую ногу.

Он кое-как сгреб с кухонного стола объедки, бросил их в мусорное ведро, стоявшее почему-то возле холодильника, сел на табуретку, закурил.

Самсон выставил на замасленную газету «дядю Ваню», достал из полиэтиленового мешка уже нарезанную колбасу, хлеб и пару плавленых сырков.

Корень поставил на стол два грязных стакана.