Александр Граков - Дикие гуси

Ну, я понял, приколы ведь разные бывают, у нашего зампреда биде в спальню подведено — и ничего, как так и надо! Короче — каждый дуреет по-своему. Но вот зачем сейф на море с собой переть — этого я в толк никак не мог взять, поэтому пришлось спрашивать по новой. Так этот Константин Степанович мне и объяснил: приехали они-де на два месяца, а в этом сейфе и денежки, и запас пойла иномарочного будет храниться, ну и еще кое-что из непортящихся продуктов: икра, понятно не кабачковая, и всякие консервированные продукты не для всякого гражданина России.

А если бомбанут сейф ваш, спрашиваю. Он смеется: два замка германских, гарантированных! Ну, я-то, пока эту хреновину помогал затаскивать, посмотрел: ничего там гарантированного, я в колхозе такие амбарные замки гвоздем уговаривал запросто! Но скромно промолчал и пошел к себе в номер, унося с собой их «спасибо».

Оказывается, этим дело не закончилось: вечерком, после обустройства уже, заваливает он ко мне с бутылкой рома какого-то и предлагает раздавить его в честь знакомства. Ну, я, как хозяин, — полхолодильника на стол для закуси. А он, как увидел все эти копчености-варености-соления, что мне мама с собой напихала, срывается с места и спрашивает разрешения пригласить своих сотрудниц, чтобы не вести их, наверное, в ресторан. У нас на Кубани в еде никогда никому не отказывали — зовите, говорю, конечно! Вот так мы вечерок и просидели с Константином Степанычем, его секретаршей Ирочкой и главбухом Ниной Павловной за бутылкой рома. Потом еще он видик пригласил смотреть, но я отказался: время позднее, все с дороги, да и шкура у меня, солнышком пережаренная, допекала несусветно! Ушли они в свой трехместный. А утром заявляются в мой номер снова втроем, с такой же бутылкой: перед пляжем, говорят, для сугреву! Позавтракали, конечно, что Бог послал из моего холодильника, пошли купаться и загорать.

Секретарша Ирочка, как увидела мой индейский загар, сразу же принялась ойкать, потом притащила какой-то мазуты и принялась меня ею обмазывать, как хозяйки обмазывают утку, прежде чем засунуть ее в духовку. Но недолго — домазывала меня Нина Павловна, а Ирочку шеф поволок в воду и принялся там подныривать под нее, как борзый тюлень. Ну, понятно, для чего он ее привез, а вот для чего главбуха? Как приложение к сейфу, что ли?

Когда я спросил об этом Нину Павловну, она вдруг стушевалась и заплакала. Оказывается — жена она этого Константина Сергеича, вполне законная. Но уже нелюбимая — потому как постарела. А мужу, чем круче он становился и чем больше набирал годков, нужнее становились молоденькие, чтобы кровь, наверное, разгонять. Ну, это бы, может, еще ничего — седина в бороду — бес в ребро, как говорят, — но жадный стал — до ужаса. Шиковать любит, но исключительно за чужой счет. Дошел до того, что для деликатесов сейф специальный завел, достает оттуда только в исключительных случаях. Нину Павловну он взял только лишь для того, чтобы не подмочить карьеры: сплетни — злая штука! А для отдыха прихватил Ирочку.

Слушал я и диву давался: при жене трахать любовницу — это надо суметь так устроиться.

— А развод? — спросил ее.

— А куда я от роскоши без копейки уйду: у него ведь все судьи и прокуроры если не в сватьях, то в кумовьях ходят — выгонит, в чем проснусь!

Тоже верно — от такого придурка и поступков умных не жди! Поплакалась она мне вот так и ушла плескаться возле бережка, а я, тоже с расстройства, вернулся к себе в номер почитать, благо боевичков с собой набрал — на весь месяц хватит!

Однако вечером Константин Степанович вновь не дал мне скучать: очередная его бутылка и моя очередная порция закуси на четверых, вернее — хороший ужин. Я, вообще-то, по натуре человек не жадный, даже наоборот, но этим вечером, выгребая из холодильника предпоследние припасы, внутренне содрогнулся: у меня где-то в подсознании мелькнуло преступное желание, чтобы этот хапуга подавился маминым деликатесом — запеченным окороком. Хрен там — как за себя кинул!

Вот когда я понял, что соседка по нашей улице в колхозе зря на меня наговаривала, заявив матери, что я глазливый: у нее маленькие цыплята повыдохли, наклевавшись в ее же огороде молодой рассады капусты, побрызганной раствором медного купороса. Если б был глазливый, этого б козла давно в реанимацию увезли, а так он мой окорок целиком в свое брюхо вместил, запив его литровой банкой сметаны — из моего же холодильника. После этого добродушно заявил:

— Ну, видик, я знаю, ты не любишь смотреть, поэтому больше и навязываться с ним не буду! А вот бутылочкой побаловать завтра с утра — это пожалуйста! Пошли, птички мои, бай-бай!