Олег Приходько - Прыжок рыси

«Стыдно было», — сознался, когда все уладилось. И покраснел.

Рассказал об этой… (Дина Ивановна напрочь забыла фамилию-имя своей предшественницы в гридинской судьбе)… об этом увлечении Аркаше Хализеву. С тайным ли умыслом довести до сведения отца, готового удовлетворить просьбу о руке и сердце единственной дочери, или просто в порыве откровения со сверстником, работавшим инструктором в отделе МГК КПСС под началом Ивана Вениаминовича Дорохова — так впоследствии и не открылся. Да и сам знал ли?.. Рассказал, потому что не мог носить в себе, не мог разрываться надвое на пороге судьбы.

А судьба не выбирает. Выбирают ее.

И сейчас, по прошествии двадцати трех лет, не забыла Дина Ивановна разговора с отцом, должного решить и ее, и его, и Костин выбор. Как раздосадован был отец! Подобно сегодняшнему Косте, просил накапать сердечных капель в стакан и кричал, называя будущего зятя ловеласом и двоеженцем. «Он тебе в любви признался?.. Он?.. У которого беременная невеста в Казани?..» А она плакала, вздрагивая при каждом слове, как от пощечин, причитала, что ничего не хочет слышать, что любит его, что жить без него все равно не будет, и умоляла прекратить эту пытку и сделать что-нибудь…

А потом все как-то решилось само по себе, и у Кости с отцом была долгая, бесконечно долгая беседа, а Дина лежала в спальне точно так, как теперь, и то же словцо сверлило ее мозг: «ускользает»…

«Отцу тогда было пятьдесят, — думала Дина Ивановна. — А вот сейчас пятьдесят Косте. Мы прожили хорошую жизнь и никогда не вспоминали о той маленькой святой лжи, с которой она началась».

Провернулся ключ в двери, и Гридин вышел наконец из кабинета. Она слышала, как он набирал в чайник воду, шаркал тапочками и звенел посудой. Хотела пойти накормить его ужином, но потом решила подождать, пока он заговорит с нею или попросит о чем-нибудь сам. Он долго и звучно пил чай, шелестел многократно читанной газетой недельной давности с некрологом «безвременно погибшему» в результате несчастного случая председателю АОЗТ «Сульфат» Новацкому — сегодня было воскресенье, и свежих газет не принесли. Потом ее маленькая хитрость себя оправдала — ему ничего не осталось, кроме как прийти в спальню, опуститься как ни в чем не бывало в кресло-качалку, покрытое выцветшим шотландским пледом, и, зевнув, заговорить на отвлеченную, первой пришедшую на ум тему.

— К смерти готовишься? — взгляд его скользнул по книжице в ее руке.

— «Смерть — это цена, которую платит жизнь за повышения сложности строения организмов, — начала она читать вслух с чего попало. — Простые виды обходятся без нее, найдя гениальный выход: они делятся периодически на две самостоятельные особи, которые в свое время делают то же самое. Однако, создавая более сложные существа, жизнь не смогла сохранить это гениальное изобретение. Она стала заменять старые особи новыми, воспроизводимыми путем деторождения, обрекая родителей, давших начало новому поколению, на смерть…» Ты что-нибудь понял?

Он помолчал, глядя в экран.

— Понял.

— Что?

— Что если периодически не будешь делиться — умрешь.

Она захохотала, но осеклась тут же, по его лицу догадавшись, что он не подразумевал под своим ответом ничего смешного.

— Ты не хочешь мне рассказать, что произошло? Только не говори, будто ничего, я не первый год за тобою замужем.

Константин Григорьевич внимательно посмотрел на жену, словно желая убедиться, действительно ли она спросила о чем-то или это ему только послышалось, и она поняла, что он находится сейчас в другом измерении и ничего, кроме раздражения, ее попытки отвлечь его не принесут.

— Ложись спать. Впереди трудная неделя.

Константин Григорьевич выключил телевизор, взял пижаму из шкафа и отправился в ванную. Пустив воду, неслышно вернулся в кабинет, набрал домашний номер Дворцова.

— Геннадий Матвеевич, — сказал он, прикрывая трубку ладонью, — извини, что поздно. Что твои люди, не нашли еще этого Октябренка?.. Ну, ну… Ты мне вот что скажи: его отпечатки где-нибудь зафиксированы?.. Я понимаю, что в картотеке, а в купе Портнова?.. Нет?.. Ясно. Ну, лады. Спокойной… Да нет, я не волнуюсь. У меня надежная охрана. Ставров не спит, ты небось к каждому жителю по филеру приставил, Давыдов все прослушивает, все просматривает… Молодцы! Ай, молодцы!.. Отлично сработали, ребята!

Он бросил трубку, выругался сквозь зубы. Контрастный душ в сочетании с коньяком резко поднял давление — заломило в затылке, запульсировала в артериях кровь, зашлось сердце, которое он еще недавно собирался утихомирить каплями. Но сейчас так было даже лучше: инсульт так инсульт — все же не инсинуации.