Олег Приходько - Прыжок рыси

— Нет, ни разу не слышал. Кто это?

— Так, вспомнил тут… Слушай, а почему, собственно, проститутка? Может быть, у нее была другая любовь? Или, черт побери, любовник? Муж бывший, наконец? Она замужем случайно не была?

— Мне-то откуда знать?.. Но если подумать логически, она не стала бы скрывать бывшего мужа от Павла.

«А ведь он прав, — думал Евгений. — Во всем прав, чертенок! Меж камней, из которых он построил свою версию, не пролезет лезвие ножа. Как хорошо, что Алевтина Васильевна не отдала дневник ментам. И что у меня фотографическая память».

— Дальше рассказать? — спросил Игорь.

— Давай, я попробую? Только, если можно, еще чашечку кофе.

— Уже! — Игорь направился к агрегату.

— Один вопрос, Игорь. Ты не знаешь, где был Павел с двадцать третьего по двадцать восьмое февраля?

— Знаю, конечно! — включил кофемолку Игорь, и те пятнадцать секунд, на которые комната заполнилась шумом, показались Евгению часом. Сейчас любое его слово могло быть решающим. Запах кофе был первым, что услышал Евгений в наступившей тишине. Вторым было сообщение Игоря: — Знаю, конечно. У матери он был, в Сутееве.

«Не знает», — вздохнул Евгений. О том, что Павел к матери в эти дни не ездил, говорить не стал.

— Это он тебе сказал?

— Я просто присутствовал в кабинете Шпагина, когда Павел просил подписать заявление о внеочередном отпуске.

«Ясно. Кому-кому, а Шпагину бы он и вовсе не сказал, зачем ему понадобился отпуск».

— А что, разве Алевтина Васильевна не говорила тебе, что он был в Сутееве?

— Я не спрашивал, — ушел от ответа Евгений.

— Итак, ты хотел развить мою версию?

— Я передумал.

— Ладно, тогда я продолжаю… Ситуация складывается таким образом, что работа Павла — точнее, занятая им позиция — не позволяет ему переступить через барьер, который отделяет его от личной жизни…

— А проще?

— Проще я сказал в начале нашей беседы: для Павла перестало существовать различие между сценой и залом. Он не может переступить через рампу: для всех он «борец с мафией», как зрителя его никто не воспримет. А уйдя со сцены, обратно на нее он уже не вернется — ему перестанут верить. Так понятно?

— Вроде.

— Поехали дальше. Павел отравляется в Париж, где надеется обрести душевный покой, развеяться, забыть о несчастной любви, а заодно приобщиться к Европейской ассоциации независимых журналистов. Вернувшись на Родину, он собирается нанести сокрушительный удар, разоблачить… ну, не знаю… скажем так, мафию, борцом с которой был в глазах читателей.

— Он тебе про это говорил?

— Про статью не говорил, а про то, что собирается уехать, говорил.

— Куда?

— Я думаю, он сам не знал. Просто уехать, но непременно при этом хлопнуть дверью. — Стараясь не расплескать кофе, Игорь донес до Евгения чашку.

— Спасибо.

— Ну вот. И Паша начинает готовить взрыв общественного мнения. Зная его биографию, характер, я могу предположить, что это мог быть за материал.

— Интересно.

— Еще как!.. Это был бы очерк о том, как власть погубила молодую журналистку. Точнее — развратила. Но на сей раз Паша собирался выступить, оперируя фактами, документами, имея доказательства на случай, если его привлекут к суду. И Паша стал эти доказательства собирать. И он их собрал. Я не знаю, что именно — фотографии, аудио- или видеоматериалы… Полянский говорил, что он привез из Франции видеокамеру…

— Полянский? — насторожился Евгений. — Когда?

— После того, как Павла убили. Но он эту камеру продал вроде.

— Кто?

— Да Паша, Паша, конечно. Не Полянский же.

— Так, — улыбнулся Евгений. — Давай дальше.

— А дальше — все.

— ???

— Он собрал компромат. К нему приехала Грошевская и стала уговаривать его не делать этого. Судя по тому, что Павла убили, он остался верен своему амплуа.

Евгений чувствовал, что поневоле оказывается в плену этой стройной и наверняка небезосновательной версии. Хотя от нее отдавало мелодраматизмом и балаганом — то ли из-за французского «emploi», которое Игорь вворачивал к месту и не к месту, то ли оттого, что сам Павел во всей этой истории представал фанатиком, мстителем-одиночкой, протагонистом на котурнах, которого погубила роковая любовь и который решил использовать свое поражение на любовном фронте для очередного эффектного выхода на сцену.

— Ну, что? — с нетерпением ожидал оценки своих измышлений Васин.

— Красиво. По крайней мере, ты спас мои ногти, мне теперь не придется обламывать их, развязывая «приморский узел», — посмотрел на часы Евгений и торопливыми глотками допил кофе.