Олег Приходько - Личный убийца

— У нее были подруги?

— Какие сейчас подруги-друзья, вы сами знаете. Интересов и особых привязанностей за Кирой я не замечал — театры она категорически отвергала, иногда звала знакомых в ресторан, выезжала с кем-то за город, бывала за границей — в Голландии, Германии, Франции, в прошлом году летом — в Арабских Эмиратах. Посещала массажный кабинет… В общем, вела жизнь праздную, но удовольствия от нее, похоже, не получала.

— А родственники?

— Сама она родом из Пензы, там сейчас живет ее отчим — у него уже другая семья, он Киру никогда не любил и не признавал, даже на похороны не приехал.

— Он знал о том, что она умерла?

— Кирин брат Егор — он переехал в Воронеж и живет сейчас там, да вы его видели на похоронах в понедельник — сообщил.

Кокорин вновь сделал паузу на ведение протокола. Правдивость показаний Богдановича в той части, которая касалась его жены, сомнений не вызывала, постепенно вырисовывался ее психологический портрет: жила с отчимом, значит, непростые взаимоотношения в семье не могли не сказаться на ней; затем — неудачное замужество, супружеские измены — снова травма; потеря работы, отвращение ко всему ненастоящему, фальшивому, театру в том числе и, наконец, второе замужество. В тридцать лет одинокая женщина находит прибежище, начинает новую жизнь, но вдруг оказывается, что и этот человек ее обманывал, и она уже не в состоянии видеть в нем родного, она видит в нем насильника и обманщика, нечистоплотного торгаша. Все, что было в ее биографии подлого и лживого, наслаивается, она теряет веру, отчаянно пытается жить той жизнью, которую навязывает ей Богданович, тратит деньги на приобретение подруг, но понимает, что такой дружбе грош цена, и продолжает оставаться одинокой, какой и прожила всю жизнь, несмотря на обилие знакомств и наличие семьи.

— В ваше отсутствие Кира Михайловна брала деньги?

— Там не хватает полутора тысяч долларов.

— Часть из них вам вернули?

— Триста сорок тысяч в российских рублях.

— Знаете, куда она потратила остальные?

Богданович кивнул:

— На частного сыщика, который обнаружил ее… мертвой.

— Вы с ним разговаривали?

— Сегодня по телефону. Он не сказал, какое именно поручение она ему дала.

— Подобные сделки утрачивают конфиденциальность со смертью клиента, но только в отношениях с органами надзора и охраны правопорядка. Для всех остальных, тем более лиц, которым предъявлено обвинение, это пока остается тайной в интересах следствия. — Кокорину показалось, что Богданович вот-вот грохнется в обморок: лицо его стало мертвенно-бледным, он вынул платок и стал отирать лицо, ожидая подвоха, но все же не решаясь задать вопрос, который мог ему подсказать, как вести себя дальше.

— Я понимаю, — проговорил он едва слышно, — понимаю. Для меня это не тайна, Алексей Михайлович.

— Вот как?

— Если можно, стакан водички, пожалуйста…

Кокорин подошел к маленькому холодильнику «Снайге» в противоположном углу, достал бутылку «Ессентуков».

— Я нервничаю, — продолжал Богданович. — Нервничаю от двусмысленности ситуации. Хочу, чтобы вы меня поняли: она умерла… Застрелилась или ее убили, тут уж не мне разбираться… А я — без пяти минут на скамье подсудимых. Я виноват во всем, виноват, и не ищу никаких оправданий…

Кокорин поднес ему стакан с шипящей водой, Богданович благодарно кивнул и выпил залпом.

— Спасибо.

«У него очень крепкие нервы, — думал Кокорин. — И ноль раскаяния. В колонии насильников не жалуют. Пять лет унижений, побоев, потом — пересмотр дела с помощью Рознера. Целое состояние! Его нужно иметь… Конфискации не было, значит, деньги, которые он наворовал до посадки, у кого-то хранились, а потом сработали. После освобождения — бизнес: от снабженца в продторге до генерального директора. Знакомства, связи, женитьба на актрисе — нищей, неустроенной, вздорной. Трудно поверить, что это была любовь. На любовь этот торгаш едва ли способен. А тогда что?..»

— Вы ее любили, свою жену, Леонтий Борисович? — допечатав страницу до конца, спросил он так, словно это и не допрос был вовсе, а мальчишник.

— Конечно. — На лице Богдановича — удивление, изумление даже. И растерянность: он ведь дал точную посылку, заявив, что знает, зачем Кира обращалась к детективу. А следователь — о другом, совершенно о другом. — Я ее любил, я делал все, чтобы к ней пришло душевное равновесие. Поговорите с моими сослуживцами, они не раз становились свидетелями, как я гасил пожар, который она так и норовила распалить в присутственных местах. Но я молчал и терпел, помня свою вину, молчал и терпел, надеясь, что все образуется и она поймет…