Сергей Зверев - Взорванный океан

– Майор, кончай, а? – Скат неодобрительно покачал головой. – Нам что, его волочь на горбу в консульство, а потом в аэропорт? Извини, но это бред собачий. Он погиб, мы его красиво похоронили. Что тебе еще? Или ты уже забыл, что он – просто бандит и больше ничего? Все не в тюрьме сгнил…

– Теперь он точно попадет в свою Валгаллу, – без улыбки заявил Ковалев, которого никто больше и не думал заковывать в кандалы – беглец окончательно смирился со своим поражением и теперь чуть ли не с детской непосредственностью лелеял в душе хрупкую надежду, что тюрьмы ему каким-нибудь образом все же удастся избежать.

– При чем тут Валгалла? – подозрительно прищурился Скат.

– Да он все любил толковать о викингах, о смерти героев, и все такое, – пояснил Ковалев и спросил: – Ну, похоронили вы его точно почти как викинга! А как его звали-то?

– Да кто ж его знает? – пожал плечами Орехов. – Пусть будет просто солдат…

…Российский консул лично прибыл в порт Апарри на микроавтобусе с водителем. Спецназовцы чисто по-русски – как-то неловко, торопливо и скомканно – простились со стариком Ацуми, наговорив японцу целую кучу комплиментов и благодарных слов, смысл которых вполне мог бы уместиться всего лишь в одной фразе: «Спасибо, отец!» В ответ на все слова Ацуми-сан сдержанно поклонился, церемонно пожелал удачной дороги, а напоследок все-таки улыбнулся и, подмигивая Троянову, вдруг добавил по-русски: «Мужики! Давай-давай…»

Дальнейшие события развивались с такой быстротой, что уже через несколько дней тот же мичман Троянов с трудом верил сам себе, вспоминая какой-то поистине сумасшедший калейдоскоп, в котором море тут же сменялось сушей, автомобили – самолетами, одна страна – другой. Российский консул с похвальной расторопностью принял беглецов в свои дипломатические объятия, выдал новенькие документы и устроил на какой-то чартерный авиарейс во вьетнамский Ханой, от которого, по словам старшего лейтенанта Каткова, до России было уже рукой подать. Как бы там ни было, но минуло всего-то чуть больше суток после прибытия в филиппинский порт мотобота японца, когда российские спецназовцы и их пленник, проделав длинный и извилистый путь, сошли с трапа самолета на засыпанную свеженьким снегом русскую землю…

Когда самолет – уже третий по счету! – коснулся колесами шасси взлетно-посадочной полосы подмосковного аэродрома и после приземления устало вырулил на определенное ему место стоянки, Ковалев тут же сквозь иллюминатор увидел поджидавшие их рейс две черные «Волги». В том, что машины подогнали именно для него и для спецназовцев, бывший чиновник почти не сомневался: было в этих «Волгах» с наполовину зашторенными окошками что-то и от былой таинственной мощи советского КГБ, и что-то такое еще, вызывавшее живые ассоциации с недоброй памяти «черными воронками» тех же времен…

Ковалев не ошибся в своих предположениях: одна из машин предназначалась именно для него, вторая – для Ската и его товарищей. Правда, встречали прибывших пассажиров чуточку по-разному. К спецназовцам с улыбкой и распростертыми объятиями подошел плотный мужчина лет около сорока, а Ковалева сразу же подхватили под руки двое не менее крепких товарищей с неулыбчивыми лицами и тут же упрятали в полутемном салоне одной из «Волг».

Ни подполковник Вашуков, встречавший группу Каткова, ни серьезные мужики, увезшие в неизвестном направлении господина Ковалева, естественно, не могли слышать, как еще в салоне самолета Ковалев, бледнея от напряжения и тревоги, напомнил при прощании Скату:

– И помни, старший лейтенант, у вас есть только сутки…

До настоящей весны было еще далеко, по ночам порой всерьез подмораживало, но днем солнышко грело почти по-настоящему, заставляя оседать уплотнившийся, утративший зимнюю белизну снег, из-под которого то тут, то там начинали струиться первые веселые ручейки. Края крыш обросли неровным частоколом прозрачных ледяных сосулек, с которых днем сбегали и смачно шлепались частые, искрящиеся на солнце капли. И ветер по вечерам приносил острые горьковато-свежие запахи, которые надежнее любого календаря подсказывали, что снегу и холодам скоро конец и вот-вот нагрянет время проталин, подснежников и первой свежей зелени.

Скат утвердил на колоде очередной осиновый чурбачок, примерился и с маху опустил на аккуратный кругляш топор. Затем поочередно подхватил половинки и сноровисто расколол каждую на три ровненьких поленца. Орехов, примостившийся покурить на верхней ступеньке высокого крылечка, одобрительно кивнул, выпустил пару колечек голубоватого дымка и задумчиво произнес: