Андрей Воронин - Инкассатор - Страшный рассказ

— Обязательно, — пообещала медсестра. — А она поймет, о ком идет речь?

Филатов снова хлопнул себя по лбу.

— Склероз проклятый! Юрий. Так и скажите: мол, троюродный Юрик объявился, хочет увидеться… Кстати, а как вас зовут, если не секрет? Может быть, встретимся вечерком, посидим где-нибудь?

— Зовут меня Настей, — с улыбкой ответила сестра, — а вот насчет посидеть я как-то даже не знаю… У меня муж ревнивый.

— Так уж и муж, — недоверчиво сказал Юрий, втайне радуясь отказу, но упорно продолжая играть роль добродушного камчадала. — Разве в вашем возрасте разрешается выходить замуж? Вы же совсем девочка!

— Извините, — смеясь, сказала Настя, — но мне действительно пора.

Филатов в третий раз звонко хлопнул себя по лбу, рассыпался в неуклюжих извинениях и ушел. Он был разочарован: фактически визит в больницу, где работала Ника, ничего не дал. Еще один день пропал впустую, еще одна ниточка оборвалась раньше, чем он успел за нее как следует потянуть. Что с того, что он побывал у Ники на работе? Да ничего! Теперь, когда эта попытка провалилась, Юрий понимал, что ничего иного и нельзя было ожидать. Да он и не ждал — он просто надеялся, войдя в отделение, столкнуться в коридоре не с разговорчивой Настей, а с Никой…

Немного утешало его только одно: смешливая Настя была первой и пока что единственной женщиной на свете, которую Юрию Филатову удалось обмануть.

… Проводив долгим внимательным взглядом украшенный московскими номерами потрепанный джип липового камчадала, медсестра Настя Стрешнева отошла от окна. Снаружи в окно опять толкнулся тугой ветер, с шумом швырнул в стекло горсть песчинок и с разочарованным вздохом унесся прочь — трепать прически старым соснам в лесопарке. Небо совсем потемнело, налилось чернильной синевой. Краем глаза Настя заметила за окном бледную вспышку, и почти в то же мгновение ударил оглушительный гром, от которого по всему коридору мелко задребезжали стекла. Где-то с треском упала незапертая фрамуга, послышались встревоженные голоса, ворчание санитарки Петровны. Потом фрамуга хлопнула снова — на сей раз закрываясь, — щелкнул, входя в гнездо, тугой шпингалет.

— Расходитесь, расходитесь, симулянты, — услышала Настя сердитый голос Петровны. — Ишь, отъелись на казенных харчах! Без рук, без ног, а скачут, что твои кенгуру! Лежали бы себе спокойно в койках, поправлялись… Грозы, что ли, не видели?

— Первая гроза в этом году, — задумчиво произнес мужской голос, обладатель которого, похоже, не обратил ни малейшего внимания на воркотню Петровны.

— Да, — подхватил другой. — Люблю грозу в начале мая…

— Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром так долбанет из-за сарая, что хрен опомнишься потом, — дурачась, добавил третий голос, хриплый, прокуренный.

— Марш по палатам, кому сказала! — сварливо закричала Петровна. — Убирать мешаете, калеки хромоногие! Вот я главному на вас пожалуюсь! Вылетите из отделения за нарушение режима, посмотрите тогда, кто опомнится, а кто нет!

Настя брезгливо сморщила изящный носик. У нее возникло труднопреодолимое желание пойти туда, откуда доносились голоса, и сделать санитарке замечание, указав на то, что она не имеет права грубить больным и что главный запросто может выкинуть вон из отделения не только и не столько пациентов, которые вовсе не нарушали режим, стоя у окна, а ее, старую корягу, на место которой всегда найдется кто-нибудь помоложе и, главное, повежливей. Впрочем, что с нее возьмешь, с этой Петровны? Она всю жизнь в медицине — сестрой, а теперь вот, как вышла на пенсию, санитаркой. Ее уже не переучишь. Так уж повелось с давних пор, что врачи помыкают сестрами, как собственной прислугой, сестры — санитарками, а санитарки — больными и посетителями. Да и надо ли кого-то переучивать? Конечно, бывает неприятно, когда та же Ольга Павловна орет на тебя при всех, как на девчонку. Потом поневоле станешь искать, на ком бы сорвать злость. Зато в отделении полный порядок. Ольга накричала на тебя за поданный вместо зажима скальпель, и в следующий раз ты во время операции уже не будешь считать ворон и не перепутаешь инструменты. А ты, срывая злость, накричишь на санитарку за пыль на подоконнике, и подоконник будет сиять стерильной чистотой. А если не будет, то в отделении скоро появится новая санитарка… Ну а санитарка, в свою очередь, накричит на пациентов, и те десять раз подумают, прежде чем послать гонца за вином или закурить в палате. И посетитель, которого облаяла семипудовая бабища со шваброй наперевес, уже не задержится в палате позже установленного времени… Порядок! А без порядка какое лечение?