Андрей Воронин - Инкассатор - Страшный рассказ

Только дойдя до подъезда, Александр заметил, что на крыльце стоит сосед — тот самый, с золотой цепью, скрытой двойным подбородком, с золотыми же перстнями на вечно жирных пальцах. Сосед был одет по-летнему — в длинные, до колен, шорты, из широких штанин которых торчали бледные незагорелые ноги, в просторную майку, выпукло круглившуюся на объемистом животе и жирных плечах, и в кожаную безрукавку со множеством карманов. На ногах у него красовались открытые сандалии, позволявшие видеть голые пальцы с желтоватыми ногтями, на левом запястье болталась битком набитая барсетка. Мобильный телефон последней модели — маленький, как игрушка для грудных младенцев, и стоивший никак не меньше машины Дымова — свисал с жирной шеи на пестром нейлоновом шнурке.

Дымов рассеянно поздоровался и потянулся к дверной ручке, но сосед загородил дверь своей жирной тушей. От него остро тянуло застарелым потом и одеколоном. До Александра с большим опозданием дошло, что сосед, вероятнее всего, стоит тут уже давно и, следовательно, наблюдал сцену парковки от начала до конца. Вряд ли эта сцена его порадовала, и теперь этот тупой наглый скот, по всей видимости, вознамерился учинить разбор полетов.

Так оно и оказалось.

— Слышь, чудила, — со снисходительным презрением процедил сосед, — погоди, куда ломишься? Ты вроде тоже тут обитаешь? Вот и перетрем базар чисто по-соседски, понял? Ты чего творишь-то? Куда ты типа прешь на своем керогазе? Совсем, что ли, башню снесло? Или у тебя баксов полный багажник?

— В чем дело? — стараясь придать голосу недостающую твердость, суховато осведомился Александр.

— Дело, братан, в прокуратуре, — объяснил сосед, — а у нас с тобой нормальный базар. Нет, ты послушай, если ты «Вторчермет» ограбил, так это твои проблемы. Только держи свой металлолом подальше от реальных тачек, а то на такие бабки попадешь, что мама, не горюй!

— В чем дело? — повторил Дымов, на полтона повысив голос.

Робость, которую он всегда испытывал по отношению к этой горе заросших тугим салом мышц, неожиданно прошла. Теперь Александр чувствовал нарастающее раздражение смертельно усталого человека, которому не дает уснуть настырный комар. Руки и ноги понемногу становились легкими, невесомыми, совсем как утром в кабинете у Борова, и Дымов понял, что вот-вот снова выкинет что-то дикое, ни с чем не сообразное. Впрочем, сейчас, как и в кабинете любимого начальника, это ощущение скорее радовало, чем пугало. В конце концов, у него были гораздо более веские причины для страха, чем вот этот наглый кретин.

— Чего орешь-то, чучело? — презрительно осведомился сосед, глядя на Александра сверху вниз. — Чего ты заладил, как попка: «В чем дело, в чем дело»? В бубен давно не получал? Ты мне машину изуродовал — вот в чем дело!

— Я ее даже не задел, — негромко произнес Александр, чувствуя, как ладони сами собой сжимаются в кулаки. — На вашей машине ни царапины. А теперь, если позволите, я хотел бы пройти. У меня был трудный день, я устал.

— Ни хрена себе заявочка, — удивился сосед, продолжая загораживать дверь. — Устал он! Может, тебя прямо здесь на отдых уложить? Не задел… Что ты не задел? Где ты не задел? Это еще посмотреть надо, задел или нет! А что меня чуть инфаркт не хватил, пока ты там на своем корыте тыкался, это что, мимо кассы? Это тебе по барабану, да?

— Да, — сказал Александр, — по барабану. Компенсации не будет, если вы на это намекаете.

— Я? — оскорбился сосед. — Я намекаю?! Да я тебе сейчас так намекну, что тебя легче будет закрасить, чем от стенки отскрести!

Дымов почувствовал, что теряет связь с реальностью. Так уже бывало несколько раз; процесс этот не был постепенным — напротив, все происходило мгновенно. В мозгу словно соскакивал спусковой крючок, и на какое-то время Александр Дымов как будто переставал существовать, уступая место странному и опасному созданию, способному совершать неописуемые, не лезущие ни в какие ворота поступки. Наверное, в этом была виновата наследственность: по слухам, его прабабка была подвержена таким же вспышкам неконтролируемого, необузданного гнева. Отец рассказывал ему, как она однажды швырнула топором в свою собственную дочь — то есть в его, Александра, бабушку — только за то, что та не уследила за курами и они забрались в огород. Топор, к счастью, пролетел мимо — пробил насквозь дощатую дверь сарая и застрял в ней намертво. Ну а если бы не пролетел?

Именно это произошло сейчас. Сознание не покинуло Дымова, оно просто отступило на второй план, куда-то вглубь затянутого мутной красноватой пеленой мозга, и оттуда, из глубины, стало с отрешенным спокойствием наблюдать за тем, что вытворяло предоставленное себе самому тело.